степени морального разложения, что начинаете торговать собственными детьми. Неужели вы не понимаете, что, покорившись такой цивилизации, вы лишаетесь человеческой сущности… голова ваша превращается в склад, забитый самой бессодержательной писаниной на свете, она становится хранилищем тоски? Разве вы не чувствуете, что уже потеряли равновесие? Не удивлюсь, если однажды увижу новость: Господин Лицемер съехал с катушек.
Однако Господин Лицемер не отступал:
– Что с вами станет без меня, без моего участия?..
– С вами я стану москательщиком! А без вас я буду сеять истину!
Пытаясь избежать бессмысленных, как ему казалось, препирательств, он заявил:
– Что же я скажу дочери, драгоценной моей красавице? Змеиной грации в ней, конечно, нет, ведь за внешностью старлеток из кино она не гонится, однако ж она стройнее тополя и ласковее ягнёнка. Что мне ей сказать?.. Что передать от Варварогения, доблестного сына Феи Морганы, который, вижу я, всерьёз рассержен?..
– Серьёзней некуда! И настаивать не имеет смысла, поскольку на уступки Варварогений не пойдёт никогда и ни на какую выгоду не позарится.
– Вы, должно быть, имели в виду человека, ослеплённого желанием, а то и вовсе слепца, который проецирует мысли и образы на экран собственного воображения.
– Нет! Я имел в виду человека со стержнем, человека, которого так просто не сломить, человека, который всё видит и обо всём догадывается.
На последнем слове Варварогения пронзило какое-то новое ощущение, и довести мысль до конца он не смог. Будто порвавшись, нить логического рассуждения лишила его дара речи. В ушах у него вдруг зазвучал другой голос: с ним говорил уже не Господин Лицемер, а та самая женщина, с которой он познакомился ещё до основания зенитизма, – та самая учительница.
– Неужто я стоял и грезил наяву? Или я правда сошёл с ума? Где же вы были, пока я спорил и ругался с вашим отцом?
– Здесь я и была… Только отца я своего не видела. И не слышала, чтобы с вами кто-то ругался.
– А кто же сейчас со мной говорил? Этого голоса я никогда прежде не слышал.
– Вы сами!.. Ваш собственный голос звучал иначе, а мой предполагаемый отец в вашем исполнении мурлыкал, точно котёнок.
– Но ведь тогда… Ах да!.. Я всё понял…
– Что? Каким образом?..
– Увы, нет в мире языка, которого бы хватило, чтобы объяснить случившееся. Показать миру то, что уже существует, намного проще, чем предъявить ему новое открытие – тот же зенитизм, например! Видите ли, красота взбудоражила воображение и разбередила все мои чувства так сильно, что я боялся их и вовсе лишиться, и оттого вы на моих глазах превратились в пренеприятного субъекта, в Господина Лицемера, живущего, на самом деле, в каждом человеке, повсюду – так говорят о боге, а это ведь и есть зенитистские лучи. Имеющий уши да услышит! Честное слово, я и сам-то ещё не разгадал эту тайну: ни тайну зенитизма, ни тайну любви!
– Вот озорник!.. Теперь ясно, почему вас называют варваром. Только я не пойму, какая связь