народа. Только помните, что на свете есть полиция, которая вас остановит, и врачи, которые вас от этой напасти вылечат…
– А вам бы их только подначивать! Такое общество и само без особого труда может породить варвара – наиболее человеколюбивого персонажа из всех цивилизованных людей, а современные писатели всё никак не найдут ему достойного применения. Меж тем, сударь, в вашем полицейском, медицинском и книжном царстве человек, с рождения превосходящий остальных, неминуемо становится не только жертвой собственной гениальности, но ещё и вашей добычей. Вот так благородно вы и гоните его по всей стране, записывая порядочных людей в развратители, незаслуженно обвиняя их в предательстве и обращаясь с ними как с полоумными.
– А всё потому, что предателем у нас считается любой, кто не желает водить хоровод вместе со всеми.
– Предателем чего?.. Уж не лжи ли? Что скажете, дорогая моя Сербица?
– В первую очередь предателем нашего Государства, – настаивал сочинитель, – а затем и всего человечества, цивилизации!..
– Типично югославское заблуждение. Выдающийся человек никогда никого не предаст, а значит, для вашего Государства он тоже не предатель. Всё, что он делает, он делает для того, чтобы Государство это облагородить. А человечество? – Достаточно просто на вас посмотреть, послушать вас, и можно с уверенностью сказать, что ни человечества, ни цивилизации вообще никогда не существовало. Или, если вам так уж нужен музыкальный контрапункт: человечество живёт лишь в сознании тех, кто от него страдает.
Петар Паллавичини.
Скульптурный портрет Растко Петровича. 1922
– Всё-таки ваш пессимизм кажется мне чересчур модернистским.
– Да что вы! Дурные слова суть дурные суждения, а дурные мысли равны дурным поступкам. Модистки и пессимисты тут ни при чём, когда речь идёт о зенитизме. А зенитизм – это чистой воды оптимизм, мысль, очищенная ото лжи, идея без лицемерной подоплёки, луч света в тёмном лабиринте философии, литературы или политики…
– Но если существование человечества вы отрицаете, то как же вы можете любить и быть любимым? – не унимался сочинитель, намекая на стоящую рядом Сербицу.
– Я-то?.. Через отрицание я как раз-таки утверждаю. Отрицая материальную ценность вещей, я утверждаю собственные чувства, а с ними и духовное бытие материи во всей вселенной. Это то, что я называю метакосмосом23. И пусть такого слова нет ни в одной энциклопедии, как, собственно, там нет и моего имени или понятия «зенитизм». И кстати, любви научить никого нельзя, ведь любить – всё равно что дышать! Вот вам доказательство: меня любит одна-единственная женщина, а мужчины на горе Авале – все поголовно – меня ненавидят. И чтобы уберечься от этого смертоносного порыва ветра – а я имею в виду завихрения, что возникают в человеческой любви и ненависти – я родился уже женатым! Да, именитый вы мой бедняжка, в брачный союз я вступил тогда же, когда появился на свет.
– Что вы говорите?.. Вы женаты?.. И на ком же?..
– На