вы ее не стерилизуете, Изабелла Борисовна? – недоумевала Катька. – Вы же по этому делу специалист. Чик-чирик – и никаких проблем!
– Ах, Катя, Катюша, как можно? – вздыхала мама. – Она ведь женщина, наша с Сашенькой подружка. А это ваше «чик-чирик» превратит ее в мягкую игрушку. Нужна нам мягкая игрушка, Саша?
Нет, мы определенно предпочитали подружку. Тем более что со временем любовный зуд нашей собаченции поутих, и вопрос отпал сам собой. Другое дело, что, войдя в пору зрелости, Бимуля вообразила себя умудренной жизнью матроной, которая вправе вмешиваться во все на свете. Иногда это забавляло, иногда поднимало настроение, но иногда определенно мешало. Вот и в тот момент, когда я, вернувшись из кровавой квартиры, судорожно закидывала в ванную измазанные глиной туфли и плащ, мне было совсем не до собачьих капризов.
– Мамуля, я приму душ! – крикнула я в сторону маминой комнаты, задвинула защелку, включила воду и без сил опустилась на край ванны.
Сквозь шум льющейся воды я слышала, как звонил телефон: наверно, снова Катька. Подруга беспокоилась, и ее можно было понять. Но теперь, когда я наконец-то осталась наедине с собой, вдали от полуголых жлобов, рентгеновских теток, брезгливых пассажиров и сумасшедших бабок с кошелками, никакая сила не могла заставить меня отодвинуть защелку. Пусть он весь хоть провалится, этот чертов враждебный мир… за исключением мамы, Бимули, Лоськи и Крюкова канала.
Отчистив туфли и замочив в тазике плащ, я встала под горячий душ и долго стояла так, в тщетной надежде смыть с себя не только липкую глину, но и холод, и страх, и самую память о сегодняшнем дне. Честное слово, я не выходила бы из ванной до самого утра, если бы мама не забеспокоилась и не постучала в дверь.
– Сашенька, у тебя все в порядке? Катя снова звонила…
– Да, мама, я уже выхожу…
Когда я вышла из ванной в халате и в обмотанном вокруг головы полотенце, Бимка все еще возлежала на своем главном наблюдательном пункте – в прихожей у комода. Оттуда лучше всего просматриваются наиболее важные стратегические объекты: входная дверь, кухня и коридор. Увидев меня, собаченция даже не подумала сдвинуться с места, компенсировав свою вопиющую лень преданным взором и частым постукиванием хвоста. Для понимающих собачью морзянку это означало: «Я по-прежнему беззаветно люблю тебя, невзирая на то, что ты предательски намочила волосы и теперь будешь сушить их как минимум час вместо того, чтобы немедленно отправиться со мной гулять. И, кстати, ты обещала рассказать, что такое с тобой стряслось, пока ты гуляла там без меня».
– Расскажу, расскажу… – по дороге в кухню я потрепала Бимулю по гладкому лбу. – Потерпи еще немного, вот сделаю пару звонков, и пойдем.
– Сашенька, поешь что-нибудь, – сказала мама из своей комнаты. – Я там сварила сосиски. У тебя все в порядке?
– В лучшем виде, мамуля. Замерзла немножко. Вроде бы май, а еще холодно. Ты как?
– Да ничего. Давление играет. Весна…
– Прими таблетку! – напомнила