Он ненавидел беспредметную самодовольную манеру играть остротами, как шпагой, – удел присяжных остряков.
Алексей Елисеевич Крученых:
Из публики проталкивается на эстраду толстый маленький человечек типа старого народника. Он клеймит Маяковского:
– Так нельзя, товарищ, вы такой гениальный поэт, а разговариваете так грубо с публикой. Все «я» да «я», разве вы не знаете, что от великого до смешного – один шаг?
Маяковский глазами измерил расстояние между собой и им и отвечает:
– А по-моему, даже меньше. <…>
На каком-то диспуте во время длинной речи оппонента часть публики кричала: «Просим», другая: «Довольно». Тогда Маяковский поднялся и сказал: «Я всех примирю!» – и, обращаясь к оппоненту: – «Просим, довольно!», и затем произнес свою речь.
Василий Абгарович Катанян:
Был в Москве один молодой «типаж» из так называемых около-литературных людей. Фамилия его была, скажем, Мерлович. Он аккуратно являлся на все вечера Маяковского, занимал место в первых рядах и вел себя буйно-активно.
Если в программе вечера были прения, он выступал в прениях и «громил» Маяковского в меру своего тщедушия. Если прений не полагалось, он бесновался с места, подавал ехидные реплики, жестикулировал, писал записки и т. д.
Сначала Маяковский удивлялся и сердился, спорил с ним, всерьез парируя его выпады по всем правилам ораторского фехтования. Потом привык и вполне добродушно принимал его как знакомую пристреленную мишень для остроумия.
Появляясь на эстраде, раскладывая на столе портфель, оглядывая зал, Маяковский искал во втором или третьем ряду знакомую фигуру.
– Мерлович здесь? Ну, можно начинать…
Однажды, когда Мерлович особо долго разорялся в прениях, доказывая, что Маяковский «плохой» поэт, через каждые три слова повторяя «с моей точки зрения», «моя точка зрения», Маяковский остановил его почти ласковым жестом:
– Где эта ваша точка зрения? Покажите мне ее!..
Мерлович застыл в недоумении.
– …я хочу на нее плюнуть. <…>
Во время одного выступления Маяковский сказал как-то, что он сейчас перечитывает классиков марксизма – Маркса, Ленина. Кто-то крикнул ему с места:
– Ага, Маяковский за ум взялся…
Маяковский посмотрел на крикнувшего с сожалением:
– Ну, хорошо, я за ум взялся, а вы за какое место возьметесь, если придет надобность? <…>
Во время одного из выступлений в Америке, рассказывая об агитационной работе советских поэтов, Маяковский упомянул о своей агитке, написанной по заданию треста Моссукно: «Ткачи и пряхи, пора нам перестать верить заграничным баранам».
На следующем вечере ему прислали записку из публики:
– А правда, что вы по приказу правительства пишете о баранах?
– Правда, – ответил Маяковский. – Лучше по приказу умного правительства писать о баранах, чем по приказу баранов о глупом правительстве. <…>
Но,