грит: «Старики бают: грибной год – к войне». Дед ругатся: «Накаркашь, старая ворона! Радоваться надо: коли грибовно – так и хлебовно! Бог на погоду не скупится – быть урожаю». Ну, собралась, Аринушка? Косынку свежую повяжи, что отец с ярманки привёз.
Вязьменский лес, знакомый с босоного детства, куда девчонки бегали по грибы, по ягоды, где, забыв про лукошки, затевали игры, давно никого не страшил. Да и дорога через него, исхоженная пешком и изъезженная телегами и тарантасами, была привычная и вела девушку сама. Так что Арина, рассеянно скользя взглядом по молодой зелени вкруг могучих стволов, бегущих вдоль обочины, и шапкам свежей листвы, блуждала мыслями среди беспорядочно всплывающих в памяти картин.
Вот уже два года минуло, как поселили её в южном флигеле роскошного господского дома, где длинный второй этаж занимали жилые комнатки артистов, а по соседству жил цыганский хор. Робкая шестнадцатилетняя деревенская девчонка сначала никак не могла взять в толк, что от неё хотят господа. Прибираться в комнатах, помогать на кухне, прислуживать барышням её не звали. Сказали: учить будут театральному искусству, нужна постановка голоса, выправление дикции, обучение декламации. А потом начались танцы, пение, пластика, репетиции. Сначала не выходило – Андрей Иваныч сердился, ругал «неуклюжей, каменной куклой». А Арина ночью плакала в подушку и думала: в поле работать и то проще, а от французских политесов да танцевальных репетиций иной раз тело ломит, будто после пахоты. Весной учитель примолк, только строго поглядывал, одобрительно кивал, когда она исполняла роль.
Заходил на репетицию Лыкошин Владимир Иваныч, молодой, красивый. Зимой он жил в Козулино, в тридцати верстах от Хмелиты, приезжал редко, а к весне перебирался в Григорьевское. Пять верст – прогулка для молодого человека, стал часто захаживать, иногда приезжал в коляске вместе с сестрой Анастасией Ивановной – по-свойски, по-родственному. Барин Алексей Фёдорович их всегда привечал. Владимир Иваныч на репетиции молчал и глаз с неё не сводил, весёлых, шальных. Потом она слышала, как он говорил Андрей Иванычу: «Сюрприз для Саши. Вот скоро приедет – ахнет. Где вы её нашли? Жемчужинка!».
А через неделю и впрямь приехал племянник Алексея Фёдоровича Александр Сергеевич. Арина его побаивалась. Одних лет с Владимиром Иванычем, только видом строгий, особенно когда в очках – будто насквозь смотрит. Дворовый мальчишка Прокоп, сын столяра Степана, рассказывал про него, будто пишет он что-то, а вообще – чудак, насмешник, «язык ровно бритва вострая, всех причёсыват, особливо сестёр своих». Прошлым летом гостей понаехало, как всегда, много. Александр Сергеевич был с матерью Анастасией Фёдоровной, сестрой Марией, которую хвалили за музыкальный талант, их учителем с мудрёным именем, что не сразу и выговоришь, – Петрозилиусом с женой. Приехали ещё две сестры Алексея Фёдоровича, племянницы Полуэктовы… Всех не упомнишь. В доме суматоха. Лыкошин и впрямь показал Арину Александру Сергеевичу. Она смутилась, онемела. А он