Вот через годик приедешь – сам увидишь.
– Узнаю́ друга, – Александр Сергеич забросил ногу на ногу, небрежно развалился в кресле и повернул укоризненно поблёскивающие очки к его лицу. – Увлёкся одним – об ином забывает. Будущий год – 1812-й – последний университетский. Экзамены, московские хлопоты. Так что, Володя, меня в Хмелите не будет.
Арина услышала в его словах и досаду, и какое-то стремление, связанное с тяготами, но необходимое и желанное, ради которого он готов отказаться от прелестей сельского лета, от развлечений в кругу родных и знакомых.
– Стало быть, готовишься к испытаниям на степень доктора прав? А что твой философ и антиковед? Одобряет?
– Профессора Буле я считаю своим главным университетским наставником, он-то в первую очередь и подвиг меня к продолжению учёбы.
Оба совсем забыли о её присутствии, хотя рассеянно следили, как она, стараясь меньше шуршать, упаковывала реквизиты.
– А я думал: матушка твоя, Анастасия Фёдоровна. Maman с восторгом говорит о её уме, воспитательных принципах. Они ведь закадычные подруги – делятся планами, расчётами на будущее. Maman считает твою матушку умнейшей женщиной, которая сумела понять, что в наше время скорее и успешнее сделаешь карьеру, минуя старомодные торные дороги. Твоя родовитость, блестящее образование и воспитание достойны державного представительства и улаживания межгосударственных вопросов. Пожалуй, её стараниями открывается новый путь служения Отечеству, для честолюбивых юношей – тем паче. Анастасия Фёдоровна прочит тебе дипломатическую карьеру, а как же театр? Литературный талант?
Арина поняла не всё из господского рассуждения, но уяснила, что молодой барин занимает высокое положение, а его учёность и ум прочат ему завидную и славную будущность.
– «Литературный талант», как ты изволишь выражаться, всегда со мной. Ничто не мешает мне быть сочинителем хоть в столице, хоть в туземном племени, хоть у шаха во дворце. Наивность твоя достойна восхищения. Или реплики комика для потехи публики.
Лыкошина резкая отповедь ничуть не смутила. Ему острый язычок товарища был не в новинку. А вот у Арины, сподобься этот надменный барчук удостоить её вдвое меньшей желчью, отнялся бы язык. Владимир же Иваныч широко улыбнулся и продолжил как ни в чём не бывало:
– Нынче домашний театр в большой моде. Во многих усадьбах и в столичных домах обустраивают театры, иные – довольно богатые, с размахом.
Грибоедова поворот разговора от обсуждения его личной судьбы в русло светских сплетен вполне устраивал. Девушке даже показалось, что он подобрел, и её суетливые движения (скорей бы закончить да убраться восвояси, с глаз долой, не ровён час и ей на орехи достанется) приобрели плавность, она снова старательно разглаживала складки одежды, коробки не выскальзывали из рук и их содержимое не вываливалось под ноги.
– Увлекательное и полезное занятие и,