Я думаю, это очень серьёзно, – продолжил он после паузы, во время которой не удосужился и краем глаза взглянуть на пациента.
– Да что вы? – всполошился Сбитнев. – А насколько серьёзно?
– О, этого вам никто не скажет с точностью, даже я, – гордо ответил доктор. – Сперва нужно провести кое-какие исследования.
– Исследования? Но я думал, я тут ненадолго…
– То есть как ненадолго? – нахмурившись, перебил Пётр Моисеевич. – В нашем деле, знаете ли, поспешность нужна только при ловле блох, ха-ха. Да-да, при ловле блох.
Брамс уткнулся в свою тетрадку и замолчал. Степан Павлович занервничал. Он, конечно, слышал, что врачи – занятые люди, однако надеялся хоть на какую-нибудь протекцию; ведь когда-то Пётр Моисеевич лечил его троюродную тётку по материнской линии.
– Вы считаете, мне непременно потребуется лечение? – наконец спросил он.
– Ну разумеется! – загнусил Брамс, гневно приподнимая брови. – Уверяю вас, случай серьёзный. У меня есть все основания предполагать тахикардию или хронический синусит! А это вам не шутки шутить. Да-да, не шутки! Впрочем, у меня и без вас забот полно, – и он снова уткнулся в свою тетрадку.
– О Боже! – испугался Сбитнев, ничего не смыслящий в медицине. – Ну на ваше мнение я полагаюсь. Ведь вы излечили мою троюродную тётку, Зинаиду Дмитриевну, а вернуть к жизни почтенную даму дорогого стоит. Если вы считаете необходимым, я немедля поступлю к вам на лечение, – закончил Степан Павлович.
– Вот и прекрасно! – просиял доктор; от его гнева не осталось и следа, чему больной обрадовался несравненно больше, чем предстоящему обследованию. – Я сейчас же доложу о вас своим подчинённым, и мы примем срочные меры, ха-ха! Да-да, самые срочные!
Окрылившись перспективами новой деятельности, Брамс выпорхнул из кабинета. Уже через минуту Степан Павлович лежал на кушетке, окруженный целой когортой светил медицины. Правда, глубокая пальпация выявила лишь склонность к меланхолии, истерии и обжорству у поступившего пациента. Но по общему заключению, недостаток симптоматики не только не говорил о бесполезности изысканий, а наоборот, подтверждал всю серьёзность заболевания. Посовещавшись, Сбитневу сочли нужным предоставить отдельную палату, умеренное кормление и постоянный надзор. Пётр Моисеевич лично взялся проводить новоиспеченного больного в «покои».
– Мне придётся здесь сильно задержаться? – робко поинтересовался Сбитнев, боясь опять разозлить уважаемого лекаря.
– Как знать, голубчик, ха-ха, как знать, – ответил Брамс. – Вы не переживайте, располагайтесь по-домашнему.
– А могу я направить пару указаний моей экономке? – продолжил вопрошать Сбитнев.
Обращаясь к доктору, он непрестанно размахивал руками, из-за чего пиджак его развевался и хлопал по животу, как несмазанная дверь.
– Ну, разумеется, дорогой мой, разумеется! Вы можете