так и не смогла понять, что же произошло той ночью в зимнем лесу. Кто её спас, кто принёс домой, кто оставил на пороге зайца, спасшего их от голода. Одно Рогнеда знала точно – это был человек не из деревни.
«Может, недалеко ещё поселение появилось? Или путник случайно забрёл», – думала северянка, зачерпывая похлёбку. – «Да и вряд ли человек. Скорее, зверь чересчур разумный…»
У неё оставалось не так много времени – незаметно подкрался Самайн, и до заката все девицы должны были собраться на опушке, чтобы зажечь круг из костров. А бабы, должно быть, уже развесили нити с подвесками.
Быстро доев, Рогнеда поспешила на опушку. Её с самого утра терзало смутное предчувствие, как было в канун каждого Самайна. Но, даже умей она говорить, описать, что её тревожит, не смогла бы.
Девицы встретили Рогнеду улыбками и кивками. Они не были подругами, но уживались мирно. А когда северянка всех женихов от себя отвернула, так девки её чуть ли не полюбили.
Рогнеда взяла в руки кремень с кресалом, уложила под дрова одного из костров трут, и принялась высекать пламя.
Мужчины постепенно стягивались к опушке, садились в ещё не зажженный круг. Обычно, Локка приходил одним из первых – приглядеть за дочерью. Но этим вечером явно решил не спешить.
Вскоре все жители деревни уже собрались на поляне, а кузнеца по-прежнему не было видно.
Перед самым заходом солнца Рогнеда не выдержала и со всех ног бросилась в избу за отцом. Девки, что-то кричали ей вслед, но северянка не слушала, только бежала быстрее, чтобы успеть до темноты.
Рогнеда нашла Локку в кузне. Он сидел всё там же, возле горна, и вертел в руках тонкую, блестящую, как луна, свирель. На дочь кузнец обратил внимание лишь, когда она схватила его под локоть и потащила к двери.
– Постой, постой, у меня подарок для тебя, – с мечтательной улыбкой проговорил Локка, протягивая свирель.
Рогнеда отчаянно замотала головой и вскинула руки:
«Самайн! Костры!»
Локка моргнул, встряхнул своими белыми, теперь уже от седины волосами, и в его глаза вернулось осмысленное выражение.
– Самайн… – прохрипел он.
Рогнеда снова схватила отца за руку, и они побежали. Солнце неумолимо скатывалось за далёкие горные хребты. Рогнеде казалось, что она уже слышит, как запевают Песнь, что они не успели, что с отцом теперь случится что-то страшное. Ведь не зря же мужики так жмутся друг к другу каждый Самайн. Боятся. Знать бы только, чего…
Локка и Рогнеда ворвались в круг за миг до захода солнца.
Женщины, уже взявшие в кольцо мужчин, едва успели разойтись, чтобы бегущие кузнец с дочкой не сбили их с ног.
Задыхаясь, Рогнеда уселась на траве вместе с мужчинами. Рядом опустился Локка. Он тоже тяжело дышал, но скрывал это лучше, чем его дочь.
Недовольные взгляды и шепотки прервались с первым звуком, который затянула жена старосты. Его тут же подхватили остальные женщины, и Песнь полилась, пробирая Рогнеду до костей.
«Самайн всегда приходит с шелестом листьев, глухим громом и острой грозой. Замолкает лес,