У него ведь в доме серьезная сигнализация. А потом, уровень коллекции…
– Ты думаешь, я тебя разыгрываю? – хмыкнул полковник.
– Ну…
– По-твоему, мне заняться больше нечем?
– Как-то неожиданно, что ли, товарищ полковник, – пожал плечами майор. Дело стоило того, чтобы им заняться.
– Жизнь вообще штука непредсказуемая, – вздохнул Приходько, – а в сыскном деле особенно… Знаешь, какова стоимость его коллекции?
– Могу только догадываться.
– Около ста миллионов долларов. И это по оценкам западных экспертов.
– Немало, – сдержанно произнес Арсений.
– Это ты верно заметил. Немало… Но в действительности она стоит еще больше.
– Возможно.
– И кого, по-твоему, я должен к нему отправить? Какого-нибудь стажера?.. Так, что ли? – строго посмотрел на подчиненного полковник. Хабаков благоразумно промолчал. – Вот то-то и оно! Этот Феоктистов – весьма уважаемый человек, имеет связи на Западе среди коллекционеров, известен в кругу авторитетных экспертов. Его знают в торговых домах, на аукционах. Пропавшие картины занесены во многие европейские каталоги. И потом, министру уже звонили, – многозначительно поднял глаза кверху Приходько. – Это он отдал мне распоряжение, чтобы я в кратчайшие сроки нашел похитителей и вернул все раритеты хозяину. Так что кроме тебя заняться этим делом как будто бы и некому.
– А как быть с другими моими делами? – вспомнил Хабаков про кражу миниатюр в Музее западного искусства. За последнюю неделю он допросил десятка два свидетелей, но дело так и не сдвинулось с места. Как к нему подступиться, он пока не представлял.
– Прежних дел с тебя никто не снимал. Так что на одно дело у тебя теперь будет больше. А теперь выезжай по адресу.
На квартиру Потапа Феоктистова майор Хабаков приехал уже через сорок минут. Первое, что он увидел, когда открылась дверь, так это унылое лицо хозяина. Голова перевязана, в глазах – невысказанная тоска. Впечатление он производил удручающее: выглядел так, словно узнал о страшном недуге и намеревался в ближайшие сутки подвести черту под всеми земными делами.
– Я – следователь Следственного комитета Хабаков, – припустив в голос сочувствия, представился Арсений. – Можно пройти?
Феоктистов едва взглянул в раскрытое удостоверение и, распахнув дверь пошире, тихо отозвался:
– Пожалуйста.
Арсений прошел в просторный коридор, в самом углу которого устроилась вешалка в виде растопыренной пальмы. На полках, выстроившись в два ряда, стояли какие-то милые безделушки из темно-синего фарфора и цветного тонкого стекла. Дальше зал: большой, просторный, с большим количеством света и с французским балкончиком, выходящим на центральную улицу. На стенах вразнобой висело несколько картин, судя по потемневшим краскам – старинных. Пустые места с торчащими из штукатурки колышками