на взаимность?
– Ну, ты мог бы и присмотреться к ней немного… – замямлила я, но папа тут же перебил.
– И не подумаю. Эта женщина мне не интересна. Чем быстрей она это поймет, тем лучше для нее.
Я подошла к дивану и присела рядом с отцом. Он едва заметно отодвинулся. Мозг это сразу уловил, и сердце забилось чаще. Но, конечно, я ничего не сказала.
Папа покачал головой.
– Мия, запомни: иногда с людьми нужно быть жестокой. Для их же пользы.
– Я не умею.
– Учись.
Я тряхнула головой и только собралась отшутиться, как заметила за диваном бутылку из-под пива. Под ложечкой похолодело. Вот, значит, зачем папа держит дистанцию, – чтобы я не уловила запах алкоголя.
Папа проследил за моим взглядом и тут же напрягся.
– Это всего лишь пиво, Мийчонок. Имею же я право хоть немного расслабиться после работы?
– В прошлый раз ты тоже начал с пива.
– Сейчас совсем другое. Я не собираюсь снова начинать.
Я поднялась с дивана и отошла к окну. Грудь словно в тисках сдавило, голова стала ватной от дурных предчувствий.
– Не надо делать такой трагический вид! – рассердился папа. – Я всего лишь бутылочку пива «раздавил», а не валяюсь тут в отключке.
– Ты не пил четыре месяца восемнадцать дней, – тихо констатировала я.
– Что? – На папином лице проступила досада. – Ты считаешь, сколько я не пью? Каким образом? На календаре дни зачеркиваешь?
– Мне не нужен календарь.
Он начал хорохориться:
– Мия, не раздувай из мухи слона.
– Но ты ведь обещал, что больше ни капли!
Мои слова его задели. Папа переменился в лице, решительно поднялся с дивана, но тут же неуклюже шатнулся. Я уставилась на него с ужасом.
– Это колени, – тихо сказал папа. – Побаливают.
Я не ответила, просто отвернулась, чтобы он не заметил выступившие на моих глазах слезы.
С тех пор, как умерла мама, у папы проблемы с алкоголем. До этого он пил только по праздникам, да и то мало, а теперь вот периодически уходит в запои. Со смертью мамы, вообще, многое поменялось. Самое ужасное – то, что папа перестал рисовать. Совсем. Первые несколько месяцев после похорон я еще надеялась, что он снова возьмется за кисть, но потом эти надежды полностью исчезли. Папа говорил, что краски напоминают ему о маме. Стоило ему оказаться перед мольбертом – на него накатывало черное тягучее отчаяние. Только физическая работа позволяла ему хоть немного забыться, потому папа пошел работать на стройку. Именно там он впервые запил.
Работал он вахтой, по две недели, и мог не просыхать все свои выходные и даже дольше. Пару раз я доставала ему липовые справки о больничном, чтобы его не уволили с работы. А потом Настя посоветовала перестать это делать. Мне было тяжело ее послушаться, но совет помог. Когда папу выперли с двух строек подряд, он наконец решил завязать. Закодировался и устроился садовником к одному богатею. Все только-только начало налаживаться, и вот опять…
В прихожей хлопнула дверь, выводя меня из задумчивости.
Я бросилась