До свидания, Рим. Ники Пеллегрино

время на бигуди, мы принялись подбирать подходящий костюм.

* * *

      Так, по рассказам Бетти, я понемногу узнавала Марио Ланца – неслыханное счастье! Для других он был кинозвездой, фотографией на конверте с пластинкой, но для меня стал живым человеком. Во всех историях Бетти он представал добрым и заботливым, ласковым с животными и больными детьми, щедрым к друзьям и совершенно незнакомым людям. Марио оказался именно таким, как я представляла, и даже лучше.

      На вилле Бадольо я скользила по краю жизни Марио и Бетти. Иногда они вообще забывали о моем присутствии, а я наблюдала за ними и подмечала любую мелочь. Я чувствовала, как меняется атмосфера в комнате, когда в нее входит Марио, ловила каждую его улыбку и слово, видела, за что полюбила его Бетти. Может, я и задерживалась перед дверями дольше необходимого, часто делала вид, будто поправляю цветы в вазе или подбираю разбросанные игрушки, а сама слушала разговоры, предназначенные только для них двоих, но мне все это не казалось чем-то предосудительным.

      Я изучила их привычки, как свои собственные, и уже знала: после съемок Марио приедет домой, швырнет галстук на пол, расстегнет рубашку и крикнет, чтобы Бетти «скорей налила чего-нибудь выпить, черт побери».

      Часто после первого стакана вина или виски Марио разражался бранью, выплескивая накопившееся за день раздражение. Смысл его слов я улавливала с трудом: он говорил быстро, перемежая речь актерским жаргоном, упоминал незнакомые мне имена и непонятные обстоятельства. Ясно было одно: съемки даются ему тяжело.

      – Фильм – откровенное барахло, – жаловался он как-то вечером Бетти. – Сценарий высосан из пальца, а эти идиоты на студии вообще ни черта не понимают.