– блистательная Бетти Ланца, жена знаменитого тенора, или женщина в засаленном халате, которой лень даже встать с постели.
Поначалу мне доверяли только мелкие поручения. Я поднимала с пола вещи и расставляла их по местам, делала уборку и наводила чистоту, выполняла работу, которую две новые гувернантки считали ниже своего достоинства. Чем бы ни занимались дети, после них всегда оставался беспорядок. Бетти, впрочем, была не многим лучше. Она постоянно рассыпала пудру по туалетному столику, и ей даже в голову не приходило ее вытереть; разбрасывала одежду по полу, оставляла на полотенцах следы помады, проливала кофе и красное вино. Уж и не знаю, что бы осталось от люкса «Купола», если б я не бегала за ними и не отмывала все, к чему они прикасались.
Когда Бетти сообщила мне, что они переезжают на виллу, где детям будет свободнее, я вздохнула с облегчением.
– Настоящий дом, – радостно говорила она. – Там мне будет спокойнее за детей, а синьор Ланца сможет наконец-то отдохнуть и не чувствовать себя вечно на виду.
Мне вилла Бадольо в Париоли напоминала скорее дворец, чем дом – пятиэтажное здание из белого мрамора с огромной парадной лестницей, внутри все отделано пурпуром и золотом, с потолков свисают люстры из венецианского стекла, полы мраморные, а стены увешаны зеркалами. Семья Ланца сняла два этажа и занимала целых пятнадцать комнат – одну специально отвели под телевизор и радиолу Марио, другую – под рояль и стеллаж для нотных тетрадей и сценариев в кожаных переплетах с золотым теснением. На вилле было несколько ванных, банкетный зал, сад с магнолиями, по размеру скорее напоминающий парк, бассейн, множество террас, теннисных кортов, даже гимнастический зал, где синьор Ланца каждый день поднимал тяжести.
Бетти тут же занялась поиском прислуги – поваров, горничных, лакеев. Она окружила себя целой свитой, в которой состояла и я.
Я просыпалась рано, радуясь новому, полному приключений дню. Трясясь в трамвае по дороге на виллу, я чувствовала себя особенной, непохожей на других пассажиров. «Я работаю ассистенткой Бетти Ланца, жены знаменитого Марио!» – хотелось мне кричать направо и налево. Может, сегодня я наконец-то услышу, как он поет, как мраморные залы звенят от его голоса, или мельком увижу его в коридоре, пока он ослабляет галстук или целует на прощание детей. Может, он даже ко мне обратится: «Buongiorno[20], Серафина». Каждый день сулил что-то новое.
Очень скоро я поняла, что Бетти во мне нуждается. Ей было одиноко в чужой стране, вдали от родных и друзей. Утром я вносила в спальню поднос с завтраком и с одного взгляда определяла температуру ее настроения. Когда она бывала разбита и подавлена, то даже чашку чаю выпивала только после долгих уговоров. В такие дни Бетти не брала в рот ничего, кроме таблеток. От них ее тянуло в сон, и она часами лежала в постели за плотно закрытой дверью, отказываясь от еды и не желая никого видеть.
Но если Бетти соглашалась съесть яйцо всмятку и несколько кусочков поджаренного хлеба с маслом, то иногда разрешала мне открыть дверь, и тогда дети вбегали в комнату и забирались к ней под одеяло пообниматься.
От меня