За все эти двадцать месяцев я была здесь раз пять, не больше. Открываю без стука тяжелую дверь и бросаю незваному гостю:
– А ты как здесь очутился? Тебе тут нечего делать!
Я хорошо знаю этого человека. Когда-то в “Пари-Матч” мы даже приятельствовали, пока я не поняла, что ему нельзя доверять.
Он отвечает, что пришел предостеречь Франсуа от всех гуляющих по Парижу сплетен. Я опережаю его:
– Чего о нем только не говорят! Например, что у него в Коррезе есть черный ребенок. Или ты хочешь обсудить слухи о Гайе? Так не утруждай себя, об этом уже говорит весь Париж, так что мы не нуждаемся в твоих услугах.
Затем я обращаюсь к Франсуа:
– Нам пора идти, тебя все заждались.
Беру его под руку и увожу, оставив папарацци в кабинете.
В машине, везущей нас в аэропорт Орли, царит напряженная атмосфера.
– Чего он от тебя хотел?
– Да ничего особенного, просто информировал о сплетнях.
И тут меня впервые одолевают подозрения:
– Вряд ли ты принял бы его в последний момент перед отъездом, если бы тебе не в чем было себя упрекнуть.
– Да нет, уверяю тебя…
Присутствие полицейских в машине мешает мне продолжить расследование.
Прошел месяц, и по Парижу снова поползли слухи. Сценарий тот же: скоро появятся фотографии. Мне сообщают, что Жюли Гайе ничего не делает, чтобы опровергнуть эти россказни – напротив, хранит загадочное молчание. Я решаю позвонить ей. Тем же вечером, 28 марта 2013 года, Франсуа должен выступать по телевидению. Она как будто не удивлена моим звонком. Объясняю ей, как неприятна для меня вся эта история и как она вредна в политическом плане. Она отвечает, что и ей все это очень неприятно. Подсказываю выход: она ведь может сама публично опровергнуть слухи, чтобы положить конец этой нелепой ситуации. Она соглашается. Потом посылаю ей эсэмэску с просьбой подождать до завтра, чтобы не омрачать интервью президента.
– Боюсь, вы опоздали: мой адвокат уже отослал заявление.
Тайминг, конечно, не самый удачный, но официальное опровержение меня успокаивает. Актриса твердо и недвусмысленно объявляет, что будет преследовать по закону тех, кто распускает слухи о ее связи с президентом. И я позволила обвести себя вокруг пальца. Но как можно так бесстыдно лгать?
Наступает пауза.
Какое-то время я живу спокойно. Однако Франсуа незаметно отдаляется от меня. Не знаю, что это – реальность или результат болезненной ревности, разъедающей мне душу? А слухи тем временем распространяются все шире. И в какой-то из вечеров, оставшись с Франсуа наедине, я беру быка за рога:
– Поклянись мне жизнью моего сына, что это неправда, и тогда я перестану об этом говорить.
Он клянется жизнью моего сына и просит больше не беспокоить его этой дурацкой историей. У него слишком много работы и других дел, чтобы обременять себя еще и пересудами. А я уже надоела ему этим вздором. Да, он называет это именно так. Вздор.
Его уверенный тон должен