жизни, – а из-за своей чрезмерной чувствительности он не имел силы сопротивляться ударам и, как следствие, бывал сильно потрясен, – тем не менее, каждый удар мгновенно переводился им в музыку. Это крайне редкая способность. Людям, всем творческим людям обычно требуется какое-то время побыть в покое, чтобы вновь вернуться к творчеству. Тогда как у Берлиоза это происходило спонтанно: болезненный удар тотчас же превращался в музыку. Для него поистине вся жизнь начиналась с музыки и заканчивалась музыкой, сама жизнь была музыкой… В его преданности музыке была такая искренность и такая исключительная сила, что, по моим ощущениям, через него выражал себя дух музыки.
Возможно, вследствие слабости в том, что мы называем адхарой, произведения Берлиоза нельзя назвать самой выдающейся музыкой. Однако она все же прекрасна и, при всей ее мощи, обладает удивительной простотой. Его произведения, написанные с виртуозным мастерством, отличает ясность темы. А его талант в области оркестровки был весьма и весьма примечателен. Оркестровка произведения для шестисот исполнителей предполагает владение наукой не менее сложной, чем высшая математика, – они и в самом деле очень близки.
Я была знакома с одним музыкантом, не таким выдающимся, конечно, как Берлиоз, но все же очень хорошим музыкантом, который также сочинял оперную музыку… Приступая к работе, он брал большой лист бумаги, расписывал названия оркестровых инструментов и затем напротив каждого инструмента просто писал его партию. Он был моим другом, и мне доводилось наблюдать его за работой. Казалось, что он записывает решение математических уравнений. Когда он заканчивал, оставалось только передать партитуру в оркестр – результат всегда был великолепен. Порой даже… Берлиоз, как было показано в фильме, сначала наигрывал тему на пианино. Он брал несколько нот – кажется, всего каких-то две-три ноты, – и они становились темой, на основе которой он писал все произведение. Но тот мой приятель обычно даже не прикасался к пианино – он сразу записывал ноты на бумагу. Он имел особый склад ума. Есть композиторы, которые сочиняют музыку исключительно на пианино, а другие люди должны при этом записывать за ними ноты, а затем раскладывать их по партиям для разных инструментов, чтобы воспроизвести созданную гармонию. Однако в случае с моим приятелем великие музыканты того времени, такие как Сен-Санс, отдавали ему свои сочинения на оркестровку. Они писали обычную партию для пианино для двух рук, а он превращал ее в произведение для оркестра. Делал он это с легкостью, как я говорила: выделяя различные группы инструментов и напротив каждого инструмента прописывая его партию.3
Люди интеллектуальной элиты – писатели, музыканты, художники – довольно часто уходят из жизни с ощущением того, что они чего-то недоделали, что начатое не закончено, что цель, которую они поставили перед собой, не достигнута. Поэтому они всеми силами стремятся задержаться в земном пространстве как можно дольше, сохраняя, насколько это возможно, цельность элементов своего