подпоручик, посмотрим вместе, укажите мне, откуда наблюдали за аэродромом. А, кстати, зачем Вы это делали? – поинтересовался я по пути к церкви.
– Так, это, Ваше высокоблагородие, на Пасху туда ходили, погода была отличная, я как осмотрелся вокруг, так и увидел наш аэродром, – несколько волнуясь, ответил мне Греков.
– Хорошо, посмотрим, – ответил я, и мы продолжили движение.
Подойдя к церкви и поднявшись на пригорок, я увидел аэродромное поле, почти как на ладони. Особо выделялся белым цветом наш ангар, в котором стоял «Русский Витязь». Способов скрыть весь аэродром от разведки противника еще не было придумано, а вот замаскировать лишь ангар вполне доступно. Это я пометил у себя в рабочем блокноте.
Следующим этапом моих действий было изучение личного состава, который привлекается к работам с «Русским Витязем». Таких оказалось 125 человек, из них 5 – офицеров, 70 – солдат, 30 – вольноопределяющихся и 20 – гражданских из числа обслуги. Времени у меня было в обрез, но для себя решил, что хотя бы гражданских и вольноопределяющихся я изучить должен. Из канцелярии роты мне принесли их личные дела, и я ушел с головой в их изучение.
В целом, к работам с самолетом привлекались достаточно испытанные и преданные делу граждане, однако один вольноопределяющейся, некто Гаивой Дмитро Прокопьевич, уроженец Киевской губернии, меня заинтересовал. 35 лет от роду, он в 1905 году получил 3,5 года ссылки в Туруханский край за участие в забастовке в Киеве. На мой запрос в жандармское управление Енисейской губернии о его поведении был получен ответ, что Гаивой особо ничем не выделялся, нарушений не допускал, но близко сошелся с Константином Васильевичем Акашевым, членом партии эсеров, террористом, сосланным в Туруханский край после определения его причастным к покушению на Столыпина в 1908 году. Кроме того, было установлено, что этот Акашев был одним из организаторов забастовок на Российско-Балтийском вагонном заводе, где теперь трудился Гаивой. Буквально перед самым освобождением Гаивого из ссылки Акашев совершил побег и скрылся за границей, как потом оказалось, в Италии, где обучался летному делу. Тогда еще никто не мог представить, что самолеты могли использоваться как средство террора, но фраза, произнесенная одним из высших полицейских начальников того времени о том, что «прежде чем учить население летать, надо научить летать полицейских», имела определенный смысл и основание.
В общем, я доложил о проделанной работе генералу Каульбарсу, с его разрешения передал полученную информацию жандармскому управлению Санкт-Петербурга и с чувством выполненного долга завершил работу, кульминацией которой стал испытательный полет «Русского Витязя», совершенный им 23 июня 1913 года.
– Вы хорошо поработали, Черневский, – похвалил меня генерал Каульбарс по завершении проверки. – Ваше предложение о маскировочном окрашивании объектов аэродромной сети нашло поддержку