открыто говорите, что против советской власти? – попытался ухватиться за высказывание майор.
– Наоборот. Я как раз против тех, кто её уродует своими кривыми руками и пустыми головами, предназначенными только, что бы фуражку носить. У нас в батальоне вы представитель партии и должны поставить себя как умелый оратор, который поднимает боевой дух и веру в незыблемость великой страны. Вы же умудрились запугать бойцов. Они сейчас думают не о том, чтобы родину защищать, а как бы свои не пристрелили по надуманному обвинению.
– Нет. Я вовсе не хотел… – попытался оправдать себя политрук.
– Что вы там лепечете? – резко оборвал майора Никонов, – додумались. Для повышения авторитета, пацана засудить. Это ж надо вывернуться так, чтобы представить обычное ребячество как диверсионную работу. У вас больная фантазия, Владимир Павлович. Попробуем договориться. Не надо искать врагов у себя. Дайте людям надежду и осознание того, что за их спинами справедливое общество с властью народа. Которое поддержит и позаботится о близких, пока мы здесь защищаем родину. Сделайте что-то реально полезное для страны, а не для своей карьеры.
– Я вас понял, – опустил глаза Вохров.
– Вот и замечательно. Одно дело делаем. Надо дружить. Свободны пока.
Политрук вышел из палатки и минут десять стоял с пустым взглядом. Он не мог понять, как его, человека с изощрённым умом выставили идиотом? Как подполковник смог найти такие доводы и слова, которые перевернули всё в другую сторону? Ну, ничего. Ещё не вечер. Надо лучше всех узнать. Сходу победить не удалось, придётся занять выжидательную позицию. Майор надел фуражку и отправился к сараю, где недавно держали Егора. Солдат стоял у двери и понимал, что сейчас ему достанется по первое число.
– Здравия желаю. Происшествий не было, – неуверенно доложил часовой.
– Не было говоришь? – рявкнул политрук, – где арестованный?
– Его в штаб забрали.
– Сам Никонов?
– Никак нет. Старший лейтенант разведчик приходил за ним.
– Откуда ты можешь точно знать, что это поручение комбата? – Вохров почти вплотную к лицу, спросил у бойца.
– Так как же?
– У тебя был чёткий приказ. Я русским языком сказал, что до особого моего личного распоряжения никто, никуда не может забрать его. Или ты намеренно ослушался? Могу объяснить, чем заканчивается нарушение прямого приказа при несении караульной службы.
– Я не нарушал. Это лейтенант всё сделал, – пытался оправдаться боец.
– Значит смотри. Я обрисую сложившуюся ситуацию подробно. Ты сейчас в двух шагах от трибунала и исправить положение может только один человек. В данном случае это я. Что делать будем? – спросил политрук.
– Товарищ майор, Владимир Павлович, я отслужу. Искуплю кровью. Не надо трибунал. У меня семья дома. Я же добровольцем пошёл.
Вохров был непреклонен.
– О семье он вспомнил. Мать старушку ещё приплети.
– Нет