когда они тронулись, выстроившись в кортеж.
Сами вернулся на кладбище. Поводов для радости особенно не было, он надеялся добиться большего. Он остановился, взглянул в сторону вдовы и двух маленьких детей, которых, видимо, ее родители вели за руку к припаркованной машине. Конечно, жаль ее, жаль детей, но Пентти 14 из 38 лет провел за решеткой, дважды получал ножевые ранения, один раз – пулевое, так что, как он полагал, то, что Пентти не дожил до преклонного возраста, не могло оказаться полной неожиданностью. Стоит ли ему заговорить с ней? Могла ли она что-то слышать? В кармане завибрировал телефон, он вытащил его и посмотрел на экран. Звонила Швеция.
Раз, два, три, продано за 65 крон!
Полноватый аукционист стукнул молотком по дощечке и вытер платком пот со лба, прежде чем объявить следующий объект для продажи. Ренé сидел далеко справа, как можно дальше от окон с задернутыми шторами в цветочек, которые безуспешно пытались нейтрализовать палящее солнце. В помещении стояла жара и духота, большой вентилятор, медленно вращающийся на потолке, скорее усиливал жар, чем охлаждал. Ренé обмахивался сложенным каталогом, не желая снимать темно-синий двубортный пиджак и сидеть в одной рубашке.
Он регулярно посещал аукционы в Оскугене. И был такой не один. Помещение с желтыми стенами забито народом. Большинство приходило сюда ради развлечения, экскурсии, возможности дешево приобрести что-то, что им нравилось или чему они находили применение. Парочка экспертов тоже присутствовала. Ренé узнал как минимум двоих. Оба пятидесятилетние мужчины, которые часто появлялись на местных сельских аукционах. Они пытались скрыть свои знания, чтобы не привлекать лишнее внимание, но Ренé уже давно за ними наблюдал. Они точно знали, что покупать и за сколько.
Как и Ренé, хоть и совсем по другим причинам.
Сегодня торговали имуществом двух умерших. По всему помещению и наверху на маленькой сцене стояла мебель, фарфор, электрические приборы, светильники, безделушки, картины, ковры, инструменты, зеркала и так называемые микскоробки, которые прямо сейчас выставляли на торги. Коробки с разными мелочами – чья ценность была слишком невелика, чтобы торговать ими отдельно.
– Тут у нас микскоробка номер четыре, – объявил вспотевший мужчина, пока его коллега демонстрировал предметы. – Стеклянный дельфин, три чашки с блюдцами, шар со снегом, металлическая подставка для посуды и, помимо прочего, маленький садовый гном с тачкой. Все вместе – милые вещички. Двадцать крон, кто-нибудь?
Ренé выжидал, осматриваясь, у него сложилось представление, о том, кто мог бы сделать ставку. На втором ряду руку подняла женщина. Одна из списка Ренé. Она уже приобрела лава-лампу, вышитую крестиком Мона Лизу и одну из предыдущих микскоробок.
– Есть двадцать крон, – подтвердил аукционист.
– Тридцать, – сказал Ренé.
Мужчина с молотком повторил ставку и посмотрел в сторону женщины, предложившей на десять больше.
– Сорок крон, – сказал он и снова повернулся к Ренé, который поднял руку и кивнул. – Пятьдесят.
Женщина