из-за того, что мальчишки, издевающиеся над ним, начинали слезливо рассказывать о том, что Эмиль их побил ни за что ни про что. Учитель предпочитал долго не разбираться в детской потасовке. Эмилю никогда не верили. Это злило его еще больше. Поначалу он пытался сопротивляться и доказывать свою правоту, но вскоре понял, что при любом раскладе его снова сделают виноватым. Так зачем тогда доказывать что-то?! Эта обида копилась в душе мальчика, пока в один день он опять не взрывался и не начинал бить с ожесточенной яростью тех, кто всю неделю дразнил его из-за рваной шапки. Он прекрасно знал, что его опять сделают виноватым, но все равно продолжал бить маленькими кулаками того, кто порвал его шнурок на кроссовке. И того, кто дразнил его оборванцем под общий хохот одноклассников, и того, кто кидал на уроке жвачку в его портфель. Классный руководитель давно считал его не вполне адекватным, а дети так и вовсе сумасшедшим и отсталым.
Вот и сегодня Эмилю снова не повезло. На урок прибежала мама одной девочки, утверждавшая, что Эмиль сломал очки ее дочки. Она вошла прямо во время урока и сразу начала кричать, нарушая привычную тишину в классе. Ее голос казался чем-то неестественным в этой спокойной обстановке.
Все взгляды детей были направлены на Эмиля и Риту. Это была дочь той самой кричащей женщины.
– Эти очки стоят дороже, чем все, что на нем надето! – не унималась женщина. – Его изолировать уже пора от нормальных детей!
Со всех углов класса послышались смешки одноклассников. Рита сидела с низко опущенной головой. Ее хвостики с двух сторон закрывали глаза от посторонних взглядов. Эмиль совсем ничего не понимал. Это был как гром среди ясного неба. Рита была единственной, с кем он играл на перемене. Она никогда не обижала его, а иногда даже пыталась защищать. За это ее тоже не очень любили, но она все равно дружила с ним.
Он вытаращился на Риту, пытаясь понять, что все же тут происходит. Ему казалось, что сегодня выдался особенно спокойный день: он ни с кем не дрался, никто его особо не дразнил, а кухарка даже оставила Эмилю ватрушку, которую позже принесла ему, так как знала, что его мама не может позволить себе платное питание сына в школе. И тут такое! Прилетает, как ураган, эта орущая женщина, и обвиняет его в том, чего он не совершал. Его щеки горели, а к горлу подкатывал ком. Он видел, как капали слезы Риты на ее тетрадку. Обида на нее не давала Эмилю в душе пожалеть девочку. От нее-то он такого совсем не ожидал.
– Я не делал этого, – тихо произнес Эмиль, ошарашенно глядя на орущую женщину.
– Я пойду в прокуратуру! Этого ребенка давно пора выгнать из школы! – продолжала женщина.
– Я этого не делал! – громче сказал Эмиль, пытаясь донести свои слова до учителя.
Женщина замолчала, уставившись на него. Она еще больше покраснела. Эмилю показалось, что она вот-вот лопнет от злости.
– Тебя не спрашивали! – рявкнула на него классный руководитель.
Так было нечестно! Мало того, что его обвиняют в том, чего он не делал, так еще и запрещают