за ней следом через двор на кухню, чтобы поужинать, и ей подумалось, что она бы с удовольствием побыла одна, без него. Она устала после долгого рабочего дня, хотелось побыть одной, может, полежать в кровати. Иногда его становилось слишком много, и она даже начинала жалеть, что в свое время пригласила его внутрь и разрешила вот так остаться. Теперь уже поздно что-либо менять. Она не могла попросить его переехать в хлев, да и гамак будет маловат. Она бы с удовольствием держала его вместе со скотом и призывала по необходимости. Она стыдилась подобных мыслей, но они к ней приходили. Ненадолго.
Не в меньшей степени странным стало, она вынуждена была это признать, слышать в доме чей-то еще голос, кроме голоса матери, хотя и голос приятный. Но главное, что теперь ей было с кем поговорить. Он мог ее выслушать.
И хотя Карл едва умел читать и не обладал большими познаниями, чтобы расширять ее горизонт, он все равно рассказывал ей новое, поскольку бывал в местах, где она никогда не бывала. В нем жила вся долина и все окрестные горы. В нем жила природа. Животные. Она иногда замечала, как он останавливался понюхать цветок или послушать птичью песенку, и всегда при этом улыбался птице, как хорошей знакомой, словно встретил друга.
Ее удивляло, что мягкость не была ему чужда.
Карл
Все, что Карлу казалось красивым, было так или иначе связано с природой. Культура была ему безразлична. Ее люди держали в гостиных, куда он заходил лишь изредка. Ему казалось глупостью, что можно повесить плоскую картинку на гвоздь в стенке и считать это прекрасным. Особенно когда то же самое изображение можно было увидеть прямо за дверью, созерцать и обонять, проходя насквозь.
Книги тоже представлялись ему бесцветными, безжизненными и недостоверными. Карл никогда не обременял себя излишним чтением, ему хватало самого необходимого: этикеток, вывесок, ценников и объявлений о найме работников. Писать он почти не умел, хотя и мог поставить свое имя на договоре о найме и даже иногда его менять. Что касается его собственной фамилии, он не удосужился ее запомнить, поскольку ее сложно было произнести, а уж тем более записать. Со временем она исчезла в тумане, как и остальное его детство.
Все это полностью устраивало Карла, он не стремился много на себя взваливать. Он был свободной птицей. Всегда получал лучшее под чистым небом, хотя зимы и работа загоняли его в отсыревшие бараки, амбары и чердаки, где приходилось делить угол с другими мужчинами и терпеть их запахи. Другое дело, когда речь заходила о женщинах. С ними он готов был спать где угодно.
Кровать Даники была необыкновенно уютной. И все же он удивлялся, что так далеко зашел.
Это не было на него похоже.
– Ты куда? – спросил он, подняв на нее взгляд.
Она поднялась с кровати и стала к нему боком, так что половина ее обнаженного тела купалась в прохладном лунном свете. Одна грудь дерзко торчала навстречу окну, как небольшая голубая гора. Сосок возвышался. Даже тень была красивой.
Даника, не отвечая, обогнула