какие они. Каждая достойна рассказа. У каждой судьба.
Они непростые, они много кричат, или наоборот молчат, могут и подраться, прямо на занятии, легко плачут, но быстро могут стать железобетонной опорой и стоять на своём насмерть. И при этом нет смертельно обиженных, опасно замкнутых, при всех трудностях проживания в интернате, в таком большом, порой жёстком коллективе, в них сохранятся что-то бесконечно трогательное.
– Зачем вы нас учите? Нам ведь ничего не светит.
– Вы себя недооцениваете.
– Мы знаем. После интерната всё равно только в колледж куда-нибудь. Нам артистками не быть.
А сами смотрят так: ну, скажите что-нибудь, переубедите нас, что мы сможем, что нам улыбнётся судьба, мы поверим, вы только убедительно скажите, как взаправду, мы разрешаем, обманите, вы же учите нас играть, вот и сыграйте…
Как-то пришла на занятие одна Маша. Все остальные заняты. Кто вещи получал, к кому посетители пришли, кто-то дежурил.
– А никого не будет сегодня.
– Да? Жалко. Ну ничего, мы с тобой позанимаемся.
– А так можно, со мной одной?
– А почему нет?
И стали мы с ней играть в разные слова, разные предметы, людей, да животных показывать, а потом просто разговаривали.
Круглые глаза, светлые волосы, ну это совершенно не важно, может, этот облик я придумал, чтобы запутать вас, главное, что есть в этих глазах: понимание, ум и улыбка. Не ехидная, саркастическая, злая или заигрывающая, нет, такая, ну как у Гагарина, наверное.
– Не твой, – спрашиваю, – брат ходит ко мне в младшую группу.
– Мой.
– Двое вас…
– Нет, нас трое, трое в интернате, ещё есть братик.
– А ты самая старшая?
– Нет, у меня есть ещё старшие братья.
– Сколько же вас всего?
– Восемь.
– И все в интернате?
– Нет. Трое, самые младшие с мамой. А старшие двое с папой.
– А…
– А маму лишили родительских прав, – Маша продолжает улыбаться. И я улыбаюсь. Чувствую себя идиотом. А что мне делать, перестать?
– И у неё всё равно трое младших осталось?
– Ну да, они потом родились, когда меня в первый раз в интернат забрали.
– В первый раз? – еле успеваю следить за развитием Машиной жизни. А ей ведь не так много лет, первый десяток человек на Земле прожил.
– Ну да, в первый раз. Потому что потом меня с братьями взяли в приёмную семью.
С одной стороны, стоит ли дальше продолжать этот разговор? С другой стороны, и остановиться как-то странно, вдруг ей покажется, что её судьба мне не интересна? Мне очень не хочется ее ранить. Никогда не ходил по минному полю, но не могу удержаться. Очень осторожно делаю следующий шаг.
– А что там, в приёмной семье случилось? Почему ты сейчас не в семье?
– А к нам однажды приехала опека…
– В приёмную семью?
– Да. Прямо на Пасху.
– На Пасху, в праздник? Пасха же в воскресенье бывает, и они в выходной приехали?
– Да,