талию и начинающуюся грудь, но для него оставались все теми же зубрилками, ябедницами, воображалками, да просто – дурами. Кореянки же с противоестественной, почти высокомерной бесстрастностью лиц, с жесткой и одновременно нежной линией щек и скул, с пугающей и притягивающей тьмой в глазах, – кореянки были для него существами другой породы.
И еще – происходившее наполняло его тягостным недоумением: девушек было две. А он не мог оторвать взгляд ни от одной, ни от другой. Но если ты влюблен, то ты влюблен в кого-то конкретного – у тебя есть избранница. Одна, естественно. Не бывает для влюбленного двух избранниц. А для него их – две! И это значило, что он, еще не начавший толком свою жизнь, уже порочен. Что он – прирожденный развратник. И это было только началом той муки, пиком которой станет чтение в девятом классе – повелся, дурачок! – «Крейцеровой сонаты».
Но почему все это накатило на него здесь и сейчас, на старости лет, в Пекине? Почему не в Москве, например, которая уже на четверть узкоглаза и смуглолица? Которая каждый день ласкает глаз в том же «ТоДаСе» лицами прелестных киргизок-официанток с волшебными именами Зайнаб – «каменный цветок», Айгуль – «лунное очарование», да просто Алсу – «красавица».
А может, не надо усложнять? Почему не предположить, что причина в местном пейзаже с невысокими горами, среди которых – только чуть восточнее – ты вырос, то есть дело в самом дальневосточном воздухе, которым дышал в детстве и отрочестве?
Или… или ты устал к старости прятаться от той силы, которой был открыт в отрочестве? Но это он подумал, уже погружаясь в сон.
На следующий день до обеда он гулял со своей «сонькой» и могучим «Кэноном» по загородному парку китайских императриц, одно из первых названий которого – «Ихэюань» – переводится как «Парк чистейшей водяной зыби». Над озером, распахнутым почти до горизонта, было много неба и солнца; и «водяная зыбь» тоже была «чистейшая», под легким ветерком; и было множество полян на берегу с дворцовыми и храмовыми постройками, которые воспринимались здесь естественным продолжением холмистого ландшафта. Плюс по берегу почти на километр тянулась крытая галерея Чунлан для пешеходных прогулок императриц, под потолком которой над головами гуляющих через каждые два метра висела специально написанная когда-то для этой галереи картина. То есть не туристический объект, а мечта фотографа, если б только не понукающий голос их экскурсовода Нади.
– Надя, – взмолился он, уже сидя в машине, которая после парка и дворцов везла их через Пекин в центр восточной медицины, а потом – на чайную церемонию, а потом еще и на рынок, – Надя, а можно высадить меня у метро? Я – в отель. Сил нет после вчерашнего и сегодняшнего.
– Ноу проблем, – сказала девушка. – Сейчас будет метро «Дэнчень». И, кстати, рядом с метро ламаистский монастырь и множество сувенирных магазинчиков вокруг.