тоже относился с грустным юмором к абсурду подобной ситуации. Но вскоре последовал приказ отступать и уходить к Берлину. Воронцов вызвался в отпуск по семейным обстоятельствам и уехал в Амстердам, откуда отплыл в Лондон. Барон расставался с другом, опечалившись. Что ждало его впереди – он не знал. Но чувствовал, что возвращение из этого несчастного похода сулит очередную перемену судьбы.
Санкт-Петербург, конец декабря 1805 г.
Для императора Александра возвращение из похода оказалось тяжким. Он проехал по улицам без свиты, рано утром, не желая встретиться с кем-то из своих подданных взглядом, словно боялся, что в лицо ему начнут выкрикивать проклятья, бросаться камнями и называть «жалким ничтожеством». После суворовских побед, после череды триумфов, к которым так привык свет во времена правления его бабушки, каково будет узнать новости о поражении! Александр решил не участвовать в подписании мира с Бонапартом. Это было его окончательным и бесповоротным решением, которое он считал единственно верным. С «императором французов» он ещё не до конца расквитался. Ничего, придет отомщение! За все унижения, испытанные государем 2 декабря, этот корсиканский узурпатор ответит сторицей – и умоется кровавыми слезами. Александр твёрдо пообещал это себе и готов был повторить свою клятву перед всеми иностранными державами, перед собственными подданными.
В Петербурге подмораживало, мелкий снег то и дело срывался со свинцового неба. В первый свой день Александр никого не принимал. Лишь под конец поужинал в узком семейном кругу. Мария Фёдоровна без умолку болтала об ужасных слухах, переданных кем-то, будто он и Константин были ранены, а то и убиты.
– Лучше бы эти слухи оказались правдой, – угрюмо проговорил он.
– Что ты такое говоришь! Да ещё не всё потеряно! – всплеснула руками его мать. – Надо продолжить поход… Теперь, когда Пруссия на нашей стороне, всё может получиться.
– Maman, – остановил он Марию Фёдоровну, спешившую поделиться своими стратегическими и политическими соображениями в своей излюбленной манере – требовательной и бескомпромиссной. – Знаете ли, сколько человек там погибло? И каких человек? Цвет офицерства, цвет нашей аристократии… Много моих личных адъютантов. Не знаю, как в глаза смотреть их отцам, матерям, братьям, возлюбленным… А вы требуете от меня возобновить войну? У нас на это просто нет ни людей, ни оружия, ни денег. Ничего.
Он развёл руками.
– А тебе не кажется, что это измена? – вдруг заговорила его сестра Като, смотревшая на него весь день довольно сочувственно и в то же время испытующе.
– Да, да, измена! – подхватила Мария, так, словно дочь обращалась именно к ней. – Кто-то из Штаба передал план сражения французам. И ты говорил, что Буксгевден даже не двигался…
Александр поморщился.
– Буксгевден не двигался с места, потому что он жалкий дурак.