и свободно, в теплой семье, занимаясь любимым делом. Вэл грезил возможностью оказаться среди шепчущих и открыть в себе тайное предназначение, уже замужняя Виара все еще втайне мечтала выйти за именитого и стать частью древней семьи, но Алана просто хотела оставаться на своем месте и продолжать делать то, что делала.
Со смущением она вспоминала, что ребенком, еще до рассказа Вилы о резне в белом замке, тоже мечтала оказаться именитой, а не Аланой, дочерью Ласа. Тогда она считала шепчущих и именитых почти богами, живущими какой-то другой, высокой и неземной жизнью, и по крупицам, как драгоценность, собирала информацию о великих семьях. Маркизы, бароны, и особенно герцоги были другими, совсем не как безымянные, даже не как трехсотлетние Голденеры. Они вели свои фамилии тысячелетиями и тщательно оберегали родовые секреты. Истории об их деяниях иногда встречались в описаниях политических ходов, имена мелькали в записях о переходе именитой женщины из одной семьи в другую.
Вила приносила домой книги из деревенской библиотеки при школе, а потом журила дочь за то, что та жжет свечи по ночам.
Деревенские шутили над Аланой, зная о ее любви к чтению: пообещав ей книжку или на худой конец интересную историю, девочку можно было заинтересовать хоть щипанием перьев на подушки, хоть покраской заборов смолой, чем взрослые без смущения пользовались, пока Алане не повезло по-крупному и она впервые не набралась мужества, чтобы проникнуть в библиотеку Голденеров. «Большая книга правдивых сказаний» так захватила ее, что она зазевалась и забыла об осторожности, и мастер Оливер застал уткнувшуюся в старые страницы девочку прямо в собственном кресле. Но ничего не сказал, только лукаво покачал головой и шикнул как на кошку. Потом Алана не раз замечала, что вечером он оставляет дверь в библиотеку приоткрытой. Это было тайным знаком: Флора, его жена, уже спит, можно не бояться, что она погонит дочку кухарки прочь, и читать хоть до утра.
И Алана пропадала в библиотеке ночами, на что и Лас, и Вила мудро закрывали глаза. Лас обычно посмеивался в усы, будя засыпавшую за взбиванием масла дочку, и говорил, что Алана живет не своей жизнью. Вила же вступалась за Алану, и развивалась настоящая словесная баталия, темой которой становилась чрезмерная любовь ребенка к чтению. «Ты бы перестала бежать, – доказывал Лас. – Тебе что, твоя жизнь не нравится?»
Но отец был не прав: Алане нравилась ее жизнь. Когда ей исполнилось двадцать, и пора было ехать на ярмарку невест, Вила спросила у нее, какую семью девочка хочет создать и сколько детей родить. Алане тогда нравился Вэл, но он был влюблен в симпатичную дочку кузнеца, и Алана гордо ответила матери, что пока замуж выходить не хочет, и, приведя в пример обычаи Синих земель, где женщины выбирали свою судьбу самостоятельно и могли никогда не связываться узами брака, и Желтых, где семьи образовывались чаще всего очень поздно, уведомила родителей, что раньше тридцати о замужестве и думать не будет, ни на какую ярмарку не поедет ни сейчас,