на Пречистенских курсах. Маша взахлёб рассказывала об уроках и спрашивала, нравится ли Николаю там работать? Он и сам не понимал. Елагин уже провёл несколько занятий и с удивлением и радостью обнаружил, что ошибался в оценке народного университета.
Сначала его поразил прекрасный хор, где преподавали опытные и талантливые музыканты. Он проходил мимо класса, когда вдруг запели русскую песню "Ой, ты Волга-матушка". Ноги будто приросли к полу. Такого душевного исполнения ему давно не приходилось слышать. Но следом запели "Смело, товарищи, в ногу!", что подтвердило подозрения о недвусмысленной направленности программы.
Ещё одним открытием для него стал художественный класс. Впервые Николаю довелось увидеть любимого художника – Коровина. Алексей Константинович увлекательно объяснял основы живописи всем желающим. Именно так хотел преподавать и Николай, но пока не получалось наладить контакт с учениками.
Елагин помрачнел – он не мог рассказать Маше о своих затруднениях, боясь, что она не поверит. Странное дело, в гимназии с детьми отличное взаимопонимание, а здесь, словно мешает кто…
Он вспомнил ехидное лицо одного из рабочих, который будто нарочно задавал глупые вопросы, чтобы не получалось связного рассказа. Что с ним делать? Да и другие не отставали, подхватывая "знамя", если тот умолкал. О чём же сегодня рассказать? Наконец, подъезжая, Елагин придумал тему урока и внутренне усмехнулся, надеясь на маленький выигрыш.
В коридоре школы было оживлённо. Молодые и пожилые женщины ждали лекций, в перерывах бурно обсуждая многочисленные хозяйственные проблемы, что не оставляли их в покое даже здесь. Николай надеялся увидеть Машу, она преподавала у них русский язык. Обычно после урока она ждала Николая, и они вместе ехали домой.
Он шёл не спеша, ожидая, что Мария выйдет из кабинета. Кто-то из женщин обронил карандаш, который прикатился Николаю под ноги. Он поднял его и решил спросить про учительницу Рябушинскую. Немолодая женщина, по виду из крестьянок, подошла к нему и произнесла с несмелой улыбкой:
– Спасибо, что нашли карандаш, а то мне и писать нечем.
– Скажите, – нетерпеливо спросил Николай, – Рябушинская Мария Степановна давала сегодня урок?
– Да. Но она уже закончила и ушла.
Хлоп! Карандаш в пальцах Николая переломился надвое. Женщина уставилась на его руки, но он не обратил на это внимания. Внутри всё оборвалось… Странно, почему она не дождалась его?
Наконец, он очнулся и понял, что нужно от него этой немолодой ученице. Елагин порылся в портфеле и подарил женщине ручку вместо сломанного карандаша.
В классе уже сидели несколько рабочих. Они встретили учителя истории без всякого почтения, нагло ухмыляясь. Николай уже начал урок, как вдруг открылась дверь и вошёл Пешков.
Николай его не узнал. Это был другой человек. Он аккуратно подстриг непокорные вихры. Вместо неизменной студенческой куртки на нём был приличный костюм, надетый на белую рубашку. И даже его поведение стало другим, будто к одежде прилагались