вот писатель Толстой советовал физическим трудом совесть успокаивать. Не пробовал?
– Это для вас, баров, физический труд в диковинку, а крестьянин завсегда так живёт. Если бы это помогало, то и церковь была бы не нужна. А только я в толк взять не могу – как труд совесть заменит? Совесть-то в душе, а не в руках. А Бог простит, так ни с чем этого состояния не перепутаешь…
Динка бежала к тёмному лесу, почуяв птицу.
– Тр-р-р! – вылетел рябчик. Василий уверенно вскинул ружьё. Дело сделано – один есть.
Ласковое, ещё нежаркое солнце золотилось в жёлтой листве. Кругом летали паутинки – верные признаки осени. Кряквы, никого не стесняясь, выясняли отношения на далёком пруду, а может, и подбадривали друг друга перед нелёгким полётом в тёплые края. Николаю было так отрадно в лесу, даже стрелять не хотелось.
Василий словно почувствовал его состояние, сам и промышлял.
Они выехали на крутой берег реки, слезли с лошадей и повели их под уздцы. Ветер порывисто дул в лицо, словно не пуская дальше. А дальше и некуда было идти – перед ними раскинулась большая полноводная река. Где-то вдали переговаривались бабы, занимаясь извечным делом – стиркой, их звонкие голоса разносились по воде.
Николай не видел людей и не слышал голосов, у него перехватило дыхание от вида зелёных холмов и темнеющих лесов, словно ярусами размещавшихся вдали друг за другом. Он, не отрываясь, смотрел в эту даль без конца и края…
Николай помнил, что также любил стоять на берегу моря, когда ездил с матерью в Крым. Тогда он без конца подносил ракушку к уху, чтобы услышать морской ветер, а здесь и ракушка не нужна – ветер у реки гудел, отражаясь от деревьев, холодил лицо, трепал волосы… Сколько людей уже было на земле, и сколько ещё будет, а вот это всё – будто вечно…
Простые слова не могли выразить то, что он чувствовал, и на помощь пришли стихи:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
Василий ничему не удивлялся, он спокойно стоял и внимательно слушал барина, разделяя его состояние. Николай прошёл два шага, подойдя поближе к реке, и начал читать ещё:
Далеко, в полумраке, лугами
Убегает на запад река.
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.
На пригорке…
С этими словами Николай зашёл на небольшой пригорок и запнулся… Ноги подкосились, и он неловко сел. Василий секунду удивлённо смотрел, а потом подбежал, участливо заглядывая в лицо:
– Что, барин? Вам плохо?
Николаю, действительно, стало плохо: в глазах потемнело от воспоминания, на сердце навалилась тяжесть, дыхание стало прерывистым. С высоты берега он заметил два сгоревших дома на хуторе близ реки. Словно два чёрных скелета они смотрели на мир пустыми окнами-глазницами. Только вороньё жило в этих страшных жилищах, пугая карканьем и навевая