сидел за столом и жевал, не чувствуя вкуса. Больше всего ему хотелось, чтобы отец был жив. Откроешь дверь в кабинет – уютно горит зелёная лампа, спокойно тикают часы, а отец сидит с любимой книгой в руках. Теперь за письменным столом пусто…
Из головы не выходил разговор с Татищевым. Угрозы, векселя, долги!.. Как не хотелось этим заниматься! Отец не посвящал его в хозяйственные и денежные проблемы. На гимназию хватило денег, на университет тоже. Потом он сам начал хорошо зарабатывать, привозил отцу из Москвы подарки – редкие книги. А теперь, оказывается, поместье заложено и висит крупный долг Татищеву. Но больше всего жгло самолюбие при воспоминании о словах помещика, что Николай сам придёт к нему с просьбой о пощаде.
Кровь прихлынула к лицу. Ещё никогда в жизни его так не унижали! Сжечь бы Татищевское поместье за подобные слова! Что этот гусь о себе возомнил?
Голову сдавило словно железным обручем. Николай встал и пошёл в кабинет отца. На него пахнуло нежилым духом, будто вещи умерли вместе с хозяином…
Он сел за большой дубовый стол, потемневший от времени, и стал выдвигать по очереди тяжёлые ящики. Те скрипели, будто протестовали перед чужими руками, но открывались. Здесь завещание, портрет матери… Художник изобразил немолодую женщину…
Как же Николай любил в детстве целовать эти карие добрые глаза, участливо смотревшие на каждого, кто искал её помощи! Любой нуждающийся в деревне мог прийти к сердобольной помещице Александре Дмитриевне, начиная от мучившегося животом крестьянина и заканчивая облезлым котом, который чувствовал, что его не выгонят из этого дома. Чудом был материнский кроткий нрав, терпевший и мальчишеские выходки проказливого сына, и тяжёлый вспыльчивый характер отца. Она предпочитала не спорить, ничего не доказывала, но отец так её любил, что сразу чувствовал несогласие и искал другое решение.
Николай вспомнил, как они с матерью возвращались от родных из соседней губернии. К усадьбе подъехали вечером, но дело было летом, солнце ещё не зашло, поэтому уже издалека увидели, что дворня не в доме, а сидит на улице в такой час.
– Колюшка, никак несчастье с отцом! – схватилась за сердце мать.
– Не переживайте, Лександра Дмитриевна, всё в порядке в доме, – замахала руками кухарка, – Кинстин Василич прогневались да выпили маленько… Вот все и сбежамши, а то с ружьём и до греха недалеко…
Всё стало понятно. Отец чем-то недоволен, а когда выпивал – в ярости становился на себя не похож.
Мать поцеловала Колю и спокойно, без боязни зашла в дом. Никто из дворни не остановил её, потому как знали – барин, когда видел жену, из разъярённого медведя превращался в разумного человека. Только добрый нрав Александры Дмитриевны так благотворно на него действовал.
Есть ли на земле ещё такие женщины? Сможет ли он найти девушку, похожую на мать? Появился ком в горле, и впервые захотелось плакать. Он выдохнул и стал смотреть дальше содержимое стола.
Счета, долговые обязательства… А это что? Николай подёргал ящик под столешницей и увидел, что тот