Пречистая, Богородица, спаси, – перекрестился старик. – Не остави нас в лихую годину!
И повернулся к Олегу:
– Кто ещё там есть?
– Всё. Не считая, конечно, ожившего чучела…
– Что ещё за чучело?
– Ну вроде пугала. Кукла большая. Как человек, только из тряпок. На него одежду всякую вешают.
Сивоус качнулся, ощупью нашел стену, уперся в неё ладонью:
– Ох, господи…
– Вам плохо, да? – Олег подступил к нему, представив на мгновение, что тот сейчас упадет, и совсем не понятно, чем можно помочь и, наверное, даже не удержать его, такой он толстый.
– Ничего, хлопчику. Ничего.
Старик потёр грудь ладонью, сотворил пальцами странный знак и вдруг и гул площади, и звуки чужеземного войскового стана померкли. Олег заметил, что контуры крепостных зубцов, строчки каменной кладки поплыли вдруг, как если бы вокруг оказалась прозрачная мутная стена.
– Слушай сюда, – проговорил Сивоус, и голос его загудел торжественно, словно труба. – Видел ты самых страшных людей из тех, что рождались от самого Адама по сию пору на земле нашей. И как ты жив, пока не ведомо, но уж если жив, то знай, что тебе свезло так, как не свезло ещё на земле ни одному человеку. Потому что люди, которых ты мне расписал, люди эти промышляют только тем, что ищут других по приказу. И они в своём деле так преуспели, что считаются самыми-самыми, и нет такой задачи, что они бы выполнить не смогли. Ведь по сию пору ни один человек, что встретился с ними, не мог ещё похвастать, что ушел от них живым и невредимым.
Мороз пробежал по спине Олега, стягивая пупырышками кожу.
– Великан этот, ходят слухи – наполовину медведь, – продолжал Сивоус. – Волосат и дик, говорить не обучен, но любую речь разумеет. И сила в нём неизмеримая, и ярость звериная, и быстр он к тому же и ловок, что человеку не угнаться за ним, и не сладить целой дружине воинов. Говорили ещё, что пришел он в наши земли с турками, был у Глали-бея-паши первым багатуром, да обманул его паша как-то, на верную смерть отправил. А багатур этот хитрость паши разгадал, вернулся, и пашу и всех, кто коварного Глали-бея защитить хотел, порешил, так что сотни две мертвыми насчитали там. С той поры сам себе голова он. Кто платит больше – тому и служит. Где хочет – там живёт. Только и слышно, то в Ковно богатея пополам порванного нашли. То в Кракове со шпиля городской ратуши кого-то снимали. Работы ему хватает на грешной земле, времена нынче лютые, звериные.
Сивоус откашлялся и продолжил:
– Та, что ты цыганкой назвал, сама из дальних мест, из-за гор высоких и чужой нам, неведомой земли, где бродят огромные звери с двумя хвостами и всегда тепло, а дождь идет полгода и днём и ночью. Там, в её земле, тысячи лет князья враждуют друг с другом, и войнами сотрясается земля и льётся кровь веками, что тот дождь. Только не войной чаще решают вражду между собой князья тамошние, а подлым убийством. У них даже цеха мастеровых есть с незапамятных времён, вроде кузнечных или пушечных у нас, которые только этим коварным ремеслом живут. Веками живут, с каждым поколением шибче их приёмы, быстрее удары, хитрее уловки. Тысячелетьями уже служат