издалека.
– Мужик! – поддержали из окна. – И ночь уже!
– Простите, событие всё-таки! – крикнул в пустоту Ивон.
В ответ ничего не последовало. Но из кустов, минуту поразмыслив, кто-то чуть слышно хмельно промычал: «Была вина, да прощена».
Снова всё стихло, и снова запахло отсутствием золота.
– Пия… любимая, – опять начал он, – пора завязывать…
– О! Я тоже хотела вам с Этьеном предложить поменьше тяпать, а то совсем уж…
– …пора завязывать с холостяцкой жизнью.
У Пии спёрло дыхание и вспыхнуло лицо. Он отсел назад, ловя равновесие, и, оттолкнувшись от дерева, качнул «лодку»:
– Давай отправимся с тобой на общем, семейном, – особенно выделил он, – судне…
– Лодке, – поправила она.
– …лодке, по всей жизни, рука об руку…
– …колено к сердцу, – поддержала она, ласково прислонив к нему мениск.
– …деля все радости и невзгоды до самой старости, чтобы ты в конце концов применила ко мне что-нибудь получше, чем фенек. А я уж заслужу.
– Хорошо, – сказала она, смотря на его нос, и, не меняя взгляда, погладила его по ушам. – Поплыли стареть! Я правильно поняла предложение?
– Точнее и допереть невозможно, великая IQ-шница Я счастлив!
«Мой! Ты мой!», «моя, ты моя!!» – кричали они наперебой.
– Мы, мы! Мы наши!.. – будто почудилось откуда-то голосом Этьена.
– Слышал? Опять, – навострилась Пия, улыбнувшись.
– Ясное дело, нет! – засмеялся Ивон.
На этот раз он поцеловал её иначе: как-то по-серьёзному, что ли. Трепетно и дорожа, вот. Не хуже, чем наседка с чмоком целует родные яички, когда никто не видит.
– Теперь протяни руки к узлу гамака, – подмигнул счастливый, но ещё не официальный жених.
– Быть по-твоему, супруг.
Пия вытянулась, как кошка, и горстью зафиксировала ладони над изголовьем.
– Боги, если вы согласны, – будто под звон фанфар приосанился осчастливленный парень, или уже мужчина – он пока не задумывался, – то пошлите знак свой на нашу земную твердь!
– Ну согласны, согласны, – пробубнили «боги». – Только, конечно, нам бы деньжат не помеша…
– Но-но! – осмелился перечить «богам» храбрый жених, обращаясь вверх – куда-то в раскидистые душистые соцветия липы. «Небожители», на удачу, оказались сговорчивыми:
– Ну нет, так нет! – даже почему-то обрадовались они. – Тогда счастья вам и не забывать друзей – а то мы на вас самолёт скинем. Думаю, договорись.
Над Пией что-то сверкнуло.
Она сжала ладони, поднесла их к свету и ахнула:
– Очертенеть, какое красивое! Жиль!
– Будь моей женой, ma chе́rie[11], – дрожал голос смелого жениха.
– Кому сказали! – давили небесным авторитетом «боги».
– О прелестная Немезида, я принимаю твою волю. – Кинулась она в омут французских объятий. – Да!
– Да! Моя, моя, – целовал её везде парень.
– Ай да Пия, ай да конструктивная! Гордость нашего отдела по даканью! – хвалили «боги», опасаясь потрескивавшей