своего отца живым – какая жизнь ждала бы их обоих? Мир, разумеется, немало продвинулся вперед за последние двадцать лет. Но достаточно ли? Разве не было предрассудков, укоренившихся в крови, которых не могла скрыть самая либеральная полировка воззрений? Как бы то ни было, сделать выбор должна была она. Я сказал, одолевши в себе внутреннюю борьбу:
– Ваш отец сказал больше, чем я вам передал. Он сказал: «Я хочу убедиться в том, что моя дочь умерла».
Она двинулась или, скорее, наклонилась вперед на своем стуле. Я думал, что она готова лишиться чувств и падает на пол. Я вскочил с места. Но из глубины складок ее платья протянулась рука и остановила меня. На самом деле она только преклонялась перед посланием.
– Двадцать лет! – сказала она. – Горе само уничтожает себя за такое время. Что бы я внесла, кроме смятения?
Понизив голос, она добавила:
– И он тоже теперь, во всяком случае, обретет мир.
Она поднялась со стула.
– Не рассказывайте никому о моем посещении.
Она не стала ждать ответа. Она ушла раньше, чем я успел подойти к двери. Я услышал, как отъезжает коляска. Через некоторое время я вспомнил про хронометр и телеграфировал Папаяни, чтобы он отдал его, когда за ним зайдут. Но никто за ним не зашел.
Шестнадцать колоколов
Сильвия Строуд устраивала вечер в канун Нового года в помещении отеля «Семирамида». На него она пригласила, прежде всего, молодых и красивых, но также и неудачников, и старых друзей, которые уже немного поистерлись по углам, и новых друзей, со свежим блеском новизны – получалась мешанина, радовавшая ее мудрое горячее сердце. Один из неудачников отверг ее предложение, и, оглядывая большой длинный стол, Сильвия чувствовала, что его отсутствие готово нарушить совершенство ее радости. Но, в конце концов, он все-таки пришел. И те странные обстоятельства, при которых это произошло, сделали этот вечер особо памятным в ее жизни. Некоторые из ее гостей впоследствии, когда выяснились все факты, говорили, что это довольно-таки жутко, и содрогались. Но Сильвия Строуд понимала это по-другому, и она отметила этот вечер, по примеру древних римлян, белым камнем.
Оставалось еще несколько минут до полуночи. Огни во всем ресторане уже начинали тускнеть. На кораблях, находившихся в море, дежурные уже готовились по этому случаю ударить в колокол шестнадцать раз. Именно в эту минуту Майкл Кройл появился в зале, продвигаясь настолько быстро, насколько это позволяла переполненная зала. Сильвия, завидев его, встала и подозвала его к себе.
– Майкл! Вы мне писали, что не можете прийти.
– К своему удивлению, я сообразил, что могу, – ответил он, смеясь. – Я и пустился бегом. Я совсем запыхался.
Сильвия освободила ему место рядом с собой и велела лакею принести стул. – Вас бы не хватало на моем вечере, – сказала она.
– С вами мой вечер будет совершенством, – сказал он, садясь за стол.
Майкл Кройл был человеком средних