тиража в качестве пособия по дезинформации. Жаль, что автор отказался сотрудничать с нами, ссылаясь на плоскостопие, тугоухость и диплопию. Несмотря на это, прошу передать ему наилучшие пожелания! Полагаю уместным издать рукопись под псевдонимом.
Искренне ваш, сэр Роджер Гриффин, О. Б.
К читателю
Дорогой поклонник моего таланта!
Знай, что послание сэра Роджера насквозь лживо и опубликовано вопреки моим многочисленным протестам!
Плоскостопие! Диктуя эти строки, я с удовольствием разглядываю свои ноги и ещё раз убеждаюсь, что не зря трачу деньги на уход за ногтями. Они безупречно отполированы! Сплетни о якобы присущей мне тугоухости – плод невежества злых языков, принявших за слуховой рожок сибирскую курительную трубку. Она дорога мне как память о двух юных шаманках, после разрыва с которыми я навсегда забыл о диплопии. Да что там! О прекрасном состоянии моего организма лучше всего свидетельствуют переход через пустыню Тхар и годы, проведённые по ложному доносу в тюрьме Джаландхара!
Должен ли я после этого скрывать своё имя? Я гордо пронёс его через все испытания, начиная с рождения при помощи щипцов, и на вопрос о псевдониме отвечаю решительным <Не верю своим глазам! – Редактор>. Подозреваю, что под видом псевдонима замышляют использовать анаграмму имени самого <Явная описка! – Редактор> или, чего доброго, одной из его <Очень неразборчиво и бездоказательно! – Редактор>.
Теперь о документах, с которыми меня ознакомили почти насильно. Не знаю, как сэр Роджер завладел ими и почему предал огласке. Не найдя в них ничего примечательного, я был вынужден использовать упомянутые тексты для создания ряда побочных сюжетных линий уже готового романа. Всякий порядочный человек, не лишённый зачатков интеллекта, легко отыщет эти редкие вкрапления и признает, что детище моего литературного дарования – самостоятельное и значительное художественное произведение.
Несокрушимость этого постулата позволяет мне не вступать в дискуссию о так называемой «литературной обработке». Впрочем, докучливые скептики всегда могут бросить мне перчатку и попробовать сохранить лицо в честном споре. Найти меня легко, я частенько убиваю время в баре «Под рингом», где всякий может проверить вескость моих аргументов.
Не собираюсь объяснять типам с IQ выше семидесяти, что все имена и географические названия в романе искусно подменены, а объяснения непонятного даны в конце романа. Встревоженных читательниц успокою: приватные сведения списаны моей златокудрой музой из гостевых книг кантри-отелей, в которых она тоже была счастлива. Это ли не лучшая гарантия конфиденциальности?
Выражаю благодарность российским мелиораторам в Джаландхаре. Мой невольный друг Александр Кузьмин так умело руководил их работами, что я без труда покинул опостылевший застенок через прокопанный сквозь него арык. В знак признательности я передаю Александру исключительные права на публикацию и чтение моих романов. Надеюсь, это возместит ущерб, нанесённый его репутации, и позволит лучше питаться в заключении. Уверен, что оно не затянется! Ведь осиротевшие землекопы не допустят, чтобы их заработанные в поте лица пайсы ушли на оплату адвокатов и бонусы тюремной охране.
Имеющиеся в моем распоряжении материалы будут издаваться и впредь, по мере их беллетризации. Увы! Визионеры могут касаться бумаги лишь золочёным пером романиста, заправленным чернилами фирмы «Гриффин и Ко».
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀Автор
Часть 1.
Странное завещание
1. Последняя воля врага
Ранним августовским вечером адмирал Роберт Пенфилд припарковал свой «Бентли» у живописного павильона, за стёклами которого буйные заросли селагинелл напоминали о славных викторианских временах. По каменистой дорожке, пересечённой корнями вековых дубов, он неторопливо двинулся к замку, в котором его заклятый враг – лорд Хьюго Сиденхэм – судя по слухам, доживал последние дни.
С ясного неба заблудившаяся тучка сеяла мелкий дождь, а солнце обращало его в золотую пыль. Адмирал огляделся в поисках радуги, но кроны дубов-великанов были непроглядны. Оса замечательной красоты села на рукав пиджака, и Пенфилд подождал, пока она не улетела вслед за порывом свежего ветра.
Пенфилд казался выше своих шести футов благодаря безупречной осанке, которая скрадывала некоторую грузность фигуры – следствие занятий тяжёлой атлетикой в молодости. Его слегка вьющиеся светлые волосы были коротко пострижены, круглое лицо с крупными чертами гладко выбрито. Серые глаза смотрели на мир дружелюбно и насмешливо, но когда адмирал гневался, они тускнели и взгляд становился ужасающе пустым, как у палача, целый день отмахавшего топором.
Хотя Пенфилду вот-вот должно было стукнуть пятьдесят, морщины и седина обходили его стороной. Для врагов адмирала это было бесспорным доказательством недостаточного служебного рвения. Друзья видели причину в том, что он никогда не был женат. Шапочные знакомые, великосветские милонгеро,