перед которым ему удалось блеснуть своей ученостью, что не услышал шороха за спиной. В этот миг в шатер вошли двое римских воинов, вооруженных мечами. Гиркан при виде их мертвецки побледнел и замер, открыв рот и глотая воздух словно рыба, выброшенная на берег. Ирод же, как ни в чем не бывало, смаковал вино, подарок римского проконсула. Малих, заметив, наконец, как изменился в лице Гиркан, попытался повернуться в направлении его неподвижного взгляда. Как вдруг острое, словно бритва лезвие меча вошло в его тело между лопатками, а другое – проткнуло череп… Гиркан увидел конец лезвия, вышедшего из груди Малиха и разорвавшего ему одежды, рот, из которого хлынула кровь, глаза, круглые от ужаса… Воины вытащили клинки и нанесли еще несколько ударов. Первосвященник при виде этого зрелища потерял сознание, а, когда пришел в себя, глядя, как из шатра волокут мертвое тело, спросил у Ирода, сохранявшего безмятежность:
– Кто приказал?
Ирод зловеще улыбнулся:
– Кассий. Римский проконсул милостиво даровал ему воскресение и жизнь в новом теле! Но, думаю, скорее вечные мучения, которых он заслужил…
***
Кассий выступил в поход во главе войска, состоящего из одиннадцати легионов и вспомогательных отрядов, оставив вместо себя своего племянника. Луций Кассий, к которому, перенеся долгое морское плавание, прибыла жена Корнелия, перебрался из скромной палатки римского лагеря в огромный дворец Селевкидов, утопающий в зелени тенистых садов. Следующие несколько месяцев походили на сказку, – это было лучшее время в жизни молодых супругов. Луций, как мог, утешил жену, которая горевала о потере ребенка. Первую половину дня легат проводил в лагере, отдавая нужные распоряжения и наблюдая за военными упражнениями солдат. Но, едва уладив все дела в претории, он тотчас на крыльях любви летел во дворец и падал в объятия своей ненаглядной Корнелии. Нежные прикосновения, погружение в теплую обволакивающую воду купальни. Приятные ощущения близости, ласки, от которых кружилась голова, вздохи и сладостные стенания. Исчезали мысли, которые раньше тревожили, весь мир переставал существовать для влюбленных и открывался новый, предназначенный только для двоих.
Звучание голоса, подобное журчанию воды в фонтане, ласкало слух, сводя с ума и вновь распыляя неуемную страсть. Обеденное ложе становилось брачным. Лилось вино из опрокинутого черпака. И служанка, краснея, покидала покои.
Они гуляли по саду, наслаждаясь сладкоголосым пением птиц, свивших гнезда в кронах раскидистых деревьев, и отдыхали под сенью ветвистого теревинфа. Корнелия плела венок из листьев смоковницы, напевая детские веселые песенки. Румянец играл на ее щеках, а с губ не сходила светлая радостная улыбка.
Луций исчезал в глубине сада и вскоре появлялся с корзинкой спелых винных ягод, набранных им из-под самой верхушки фигового дерева. Корнелия радовалась лакомству как ребенок, но затем начинались совсем не детские забавы. И о фруктах они забывали. В другой раз он появлялся с веточкой божественного