и, тяжело дыша, вбежала в дом своего отца…
В атриуме было пусто. Горел кем-то оставленный на столе светильник. Она кликнула слуг, но никто не появился. Сердце бешено колотилось в груди женщины, почуявшей беду. Она, взяв со стола светильник, спустилась в подвал под лестницей, где находились каморки рабов. Ни души. И только неприбранные помятые еще теплые постели были свидетелями того, что не прошло и получаса, как здесь были люди. Где же они? «Отец уехал, – подумала Корнелия, и эта счастливая мысль ободрила ее. – Да, да, он спасся. И скоро даст о себе знать».
Корнелия, воспрянув духом, поднялась наверх и устремилась к выходу, но остановилась возле комнаты, куда никогда прежде не смела зайти: это была спальня ее отца, к которому она всегда относилась с особенным трепетом. Но теперь что-то подвигло ее сделать шаг и переступить порог запретной комнаты: было ли это детское любопытство, которое ожило в ее душе, или же безотчетное чувство тревоги, – неизвестно, но она толкнула створки двери, на всякий случай сопроводив свое вторжение вопросом:
– Pater (лат. ‘отец’), ты здесь?
Стояла мертвая тишина. Корнелия осмелела окончательно и уже без боязни, с ликованием думая о том, что победила свой девичий страх, сделала шаг в темноту, в которую вместе с ней ворвался тусклый свет масляной коптящей лампы. Корнелия вздрогнула. Лампа выхватила из темноты изящное изголовье кровати, увенчанное головой обозлившегося мула, который, прижав уши, раскрыл рот и вздернул верхнюю губу так, что видны были оскаленные зубы. Корнелия поняла, что это всего лишь чучело, и вздох облегчения вырвался из ее груди, но тотчас страх снова запустил свою когтистую лапу в ее душу. Женщина увидела человека, лежащего на кровати.
– Отец? – с трудом выдавила она из себя и заговорила дрожащим голосом. – Прости меня, я не знала, что ты здесь… Ты не уехал?
Но ее вопрос остался без ответа. И тогда Корнелия приблизилась к кровати… Однако в тот же миг, испустив пронзительный вопль, женщина рухнула в обморок и выронила из рук масляную лампу. Посреди широкого ложа, сплошь залитого кровью, лежало обезглавленное тело ее отца…
Аякс, услышав крик, вбежал в дом и ворвался в спальню, уже охваченную огнем. Пламя пожирало мертвое тело и вплотную подобралось к лежащей без сознания женщине, у которой открылось кровотечение. Голова мула зловеще скалила зубы…
Раб своим плащом сбил пламя с одежды Корнелии и, взвалив ее на руки, бросился вон из горящего дома. Он бежал и пронзительно кричал:
– Пожар! Пожар! На помощь!
За ним по каменной мостовой тянулся кровавый шлейф…
Когда молодая госпожа пришла в сознание, служанка тотчас позвала отца семейства. Луций-старший наклонился над своей невесткой, разглядывая ее болезненное лицо.
– Как ты себя чувствуешь, дочка? – заботливо спросил он.
– Что… случилось? – спросила Корнелия бледными губами.
Луций-старший вздохнул, отвернулся в сторону и не сразу отвечал:
– Худшее позади. Главное, что ты жива, и медики говорят, что скоро поправишься…
– Я потеряла ребенка? – спросила Корнелия, и