не вкурил, бродяга? Whеre is kurzal? – наседал Монгол сбоку. – Rock music?
– А, рок, джи-джи-джи! – радостно закивал второй, вроде бы понимая, о чем речь, но в то же время слегка бледнея. – We don’t know!
– I tell you, you must die![6] – прошипел Том, ткнув пальцем в ближайшего субъекта.
Парочка шарахнулась в сторону, попятилась.
– I don’t know! – закричали оба, и изо всех сил припустили по темной аллее. У угла один из них повернулся и закричал:
– Нэ стрэлюай! Нэ стрэлюай!
– Иди давай, а то отрихтуем по самый суверенитет! – крикнул Монгол.
Но те уже скрылись за углом.
– Вставили пистон! – хохоча, они вновь вышли на набережную, вдыхая пьянящую южную смесь смолы и моря. Наконец до них донеслось тяжелое тумканье бас-барабана, а вскоре показался и долгожданный музыкальный павильон. Ломиться сквозь кордоны не пришлось: большую открытую сцену курзала обрамляли закрытые трибуны. На их нешироких, слегка наклоненных крышах возлежали все те, кто решил посмотреть концерт бесплатно.
– Лежачие места! Это лучшие места на моей памяти, – воскликнул Том.
Они влезли на крышу, растянулись рядом с русоволосым парнем в тертой кожаной безрукавке.
– Ты Индейца не знаешь? – на всякий случай спросил Монгол.
– Не, не знаю такого, – ответил сосед. – Я не местный, из Кривого Рога.
– О, панковское место. Говорят, у вас гопов много?
– Да, город стремный… Длинный, как кишка. Самый длинный в Европе. А гопов везде много. Ну ничего, живы покуда.
– Давно здесь?
– Уже месяц. Хорошо тут, в Ялте. Гопоты почти нет. Ништяков много. Только скучновато. Слишком все уютно. Ни коробок бетонных тебе, ни заводов. Летов тут вообще не звучит. Вот поешь его, а вокруг все эти пальмы, бабы полуголые ходят. Какая-то подделка во всем чувствуется. Не достоевское тут место. Зато хиппарям и растаманам – раздолье.
– Гопников не видно, – засмеялся Том. – Денег на Крым, что ли, нет?
– Э, не… – криворожец хитро прищурился, покачав пальцем, – здесь гастролеров много. Еще познакомишься.
– А где здесь вообще вписываются?
– А везде. Где лег, – там и вписка. Тепло.
Том перевернулся на живот и растянулся на не успевшей остыть от дневного зноя крыше, посмотрел на сцену. По ней из стороны в сторону носился кудрявый вокалист, время от времени бросая свое легкое тело прямо в ревущую под сценой публику. Толпа не давала ему упасть и торжественно водружала обратно. Повсюду царил живой, стихийный, никем не объявленный праздник. Хиппи и панки всех расцветок съехались сюда с просторов необъятного бывшего СССР. Кто-то сидел на трибунах, кто-то лежал вокруг, кто-то неподалеку бродил у моря. То тут, то там сизыми облачками клубился тяжелый дым с запахом поздней осени. Кто-то пил, кто-то спал, кто-то целовался. Кто-то, подперев руками голову, наслаждался концертом, мотыляя головой в такт музыке. Все эти люди были такими же, как он.
– Хорошо, – с чувством проговорил Монгол.
– Ага, – откликнулся Том.
Он вдруг ясно вспомнил тот промозглый осенний день три