комната, очертания стула, комод, слабые отблески зеркала в темноте – все это Анна не столько видела, сколько ощущала.
– Мне приснился кошмар, – сказала она.
– Я знаю. Ты чуть не сбросила меня с кровати.
– Тот самый, когда я не могу тебя вспомнить.
Ричард обнял ее:
– Я с тобой.
– Да.
В свете отблесков уличного фонаря Анна видела лицо Ричарда – усталое, обеспокоенное.
– Ужасно страшный сон, – повторила она. – Как ты считаешь, откуда он? Как будто оказываешься в западне у времени и не можешь вернуться обратно.
– Возможно, это причуды работы мозга. Одна его часть что-нибудь вспоминает, другая секундой позже подавляет воспоминание. Похоже на дежавю, только наоборот.
Объяснение не устроило Анну.
– Как будто я увязла в прошлом…
– Ну как такое возможно?
– Вот так. Я действительно не могла тебя вспомнить. А если бы я застряла в том времени, когда не знала английского? Тогда бы мы с тобой не смогли разговаривать!
– Ну, в таком случае мы бы столкнулись с другой проблемой. Ведь тебе было бы лет одиннадцать, так?
Анна в ответ рассмеялась, и уже отступивший кошмар потерял свою силу. От недосыпания она чувствовала себя совсем разбитой, и наконец впервые вспомнила о предстоящем дне:
– Боже… Мама!
Ричард обнял ее.
– Думаю, эта тревога наложилась на то, о чем ты почти забыла, – на твои детские переживания, связанные с потерями – и людей, и мест, где ты когда-то жила.
– Бедная мама. Знаешь, она такая хорошая!
– Да.
– Господи, ну почему я не ответила на ее письмо! – В просвете между шторами виднелось черное небо. – Который час?
– Всего шесть утра.
В темноте Анна видела встревоженное лицо Ричарда.
– Я уверен, это неважно – ответила ты или нет. Тут должны быть другие причины. Что-то ее растревожило или сильно расстроило.
– Думаешь? – Анне хотелось верить.
– Может, она подумала о твоем отце – о том, как он умер. Подумала: почему бы и мне так не сделать…
Нет, это было не так.
– Папа – это совсем другое. Он был стар, пережил два инсульта. А мама… Господи! Ведь у кого-то родители умирают естественной смертью. – Анна уставилась в темноту. – Я боюсь, что и Макс, наверное, ей не ответил. А если и ответил, письмо из Греции могло еще не дойти.
– Но это не повод для суицида.
С улицы донеслось цоканье лошадиных копыт и позвякивание бутылок: тележка молочника остановилась у соседнего дома. Вдалеке проехала машина.
– Видишь ли, все эти годы мы были так близки, – проговорила Анна. – И могло ли сложиться иначе, когда нам то и дело приходилось переезжать из одной страны в другую и все было против нас? Мама не раз говорила: если бы не мы с Максом, то и жить бы не стоило. Она сумела вытащить нас, сумела сплотить семью.
– Я