наблюдала, как падают в уже почти полное ведро крупные малинины; ни одна не помятая, будто пальцы женщины отрывали их от родной ветки вовсе не для того, чтобы с помощью мясорубки превратить в бесформенную массу.
– Слушай, Лида, а ты Сойкиных знаешь? – как-то вдруг посерьезнев спросила Галина, забыв об официальном «вы».
Лидия, наконец, обратила к ней прохладный по-осеннему взгляд. Не свойственная соседке интонация заинтересовала ее.
– Сойкины? – переспросила она, мысленно пробегаясь по длинному списку знакомых фамилий. – Это те, у которых дочь на отдельной даче живет? – В ее голосе зазвенела сталь. Непорядок, когда родители всячески потакают капризам своих чад, тем более в таких серьезных вопросах, как покупка недвижимости. Ну зачем, скажите на милость, девчонке, которая только окончила школу, собственная дача? Ничего хорошего из этого не выйдет, Лидия Степановна была в этом уверена.
– Да, да, те самые, – торопливо закивала Галина, отчего-то бледнея.
– Ну и?
– Убили Динку несколько дней назад, ты знаешь?
Сорванная ягода выпала из пальцев Лидии, заалела размазанным пятном в траве.
– Нет, нет… Я же только вчера приехала, – выдохнула она, будто была не в силах принять услышанное. Перед глазами тут же возникло улыбчивое лицо светловолосой девочки, которая была всего на несколько лет младше ее Таисии.
– Вот такие дела, – грустно ответила Галя, теребя попавший под руку желтый цветок. Ей всегда было непросто говорить о смерти, но молчать – еще сложней. – Прямо на даче и убили. Да как жестоко, как жестоко, господи… – Голос ее прервался жалобным всхлипом, после чего она добавила: – Ко всем полицейские приходили, спрашивали, кто что видел. Да толку…
Лидия отставила в сторону ведро, подошла к соседке, легко опустила руку на поникшее плечо.
– Ты зайди ко мне, Галочка, – как можно ласковей позвала она, – чаю попьем. Что мы тут, через забор-то…
Спустя несколько минут они уже пили горячий смородиновый чай. Добрым, успокаивающим теплом заполнял он тела, отогревал вдруг озябшие души. Обе женщины были матерями, а для любой матери ничего не может быть страшнее, чем смерть ребенка, пусть и чужого, почти незнакомого. А Дина была именно ребенком, хоть так пыталась казаться взрослой.
Лидия Степановна глядела в окно, за которым все так же весело играл летними красками равнодушный к человеческим бедам день.
– И кто только мог такое совершить? – тихо спросила она то ли себя, то ли шмыгавшую носом Галину.
Та горько покачала головой.
– Кто ж знает… Говорят, ищут.
– Ищут, – с ноткой недоверия повторила Лидия. – У общества ведь охрана есть, плату за нее хорошую берут, а такое творится.
– Ох, Лида! Да что с этой охраны толку? Сидят в своей будочке, чаи гоняют и зарплату получают. Да и не ходить же им по всем участкам, спрашивая, все ли в порядке. Лето ведь, народу везде полно, воры не ходят. Другое дело зимой.
Лидия отпила из чашки. Вздохнула.
Помолчали, размышляя каждая в своем. Галя – о Тане Сойкиной, Дининой