под рукой фаеры, отправились вниз. Капрал остался прикрывать наш тыл, но это оказалось плохим решением.
Спуск был ужасно долгим, я много раз смотрел на часы, но ощущения и реальность сильно расходились. Стены колодца покрывал слой липких водорослей, кое-где их покрывала корка льда, перил у лестницы не было, и один неверный шаг мог отправить вниз. Чем глубже мы спускались, тем темнее становилось – даже фонари не могли пробиться сквозь плотную тьму, сгустившуюся вокруг нас. Свет выхватывал небольшие кусочки, всего на пару ступенек, а потом обрывался, будто упирался в стену. Брошенный вниз фаер исчез через пару метров, на красном огне сомкнулась пасть тьмы.
Наверное, спустя несколько часов мы достигли дна, где нас встречала догорающая фаер. Часы же показывали, что мы спускались всего несколько минут, даже компас не показывал север, стрелка вертелась как сумасшедшая; что касалось других электронных приборов – они просто не работали, наши локальные рации и те выдавали плотные помехи. Вся надежда была на спутниковый телефон, но для этого необходимо было взобраться на колокольню, только сперва нужно было найти при этом Такера и выбраться из катакомб. Весь путь Кристал жаловалась на голос в голове, и он становился сильнее. Я посоветовал принять пару таблеток, хотя сам страдал от щёкота.
Лестница заканчивалась длинным низким коридором. В какой-то момент коридор начал уходить вниз, а уклон с каждым шагом погружал ноги в холодную воду. Вскоре вода стала по колено, и иди было трудно из-за липкого ила на дне. Туннель оканчивался бело-голубым свечением. Шум, похожий на грубое гортанное пение, заставил нас двигаться быстрее.
Держа автоматы наготове, мы вошли в свет. Глаза долго не могли привыкнуть к такому, щурясь, я смог различить высокие фигуры, ходящие по кругу, синхронно вздымающие руки вверх и опускающие их. Голоса стали сильнее от чего кружилась голова и сильно мутило. Когда же глаза привыкли к яркому свету, я чуть не выдавил из себя сухпаёк, чего не скажешь о Кристал – её же вывернуло наизнанку. Девушка пыталась сдержаться, но, схватившись за живот, упала на колени и зажмурилась. Я не мог пошевелиться и оторвать глаз – я смотрел, как чересчур длинные люди в чёрных одеждах ходят по кругу, танцуя в такт своему устрашающему пению, похожему на завывания ветра в трубе. Много кругов, много людей, и у всех были неестественно вытянуты руки и ноги – в несколько раз длиннее обычной человеческой длины. Их ритуал сбивал с толку. Скажу так, было ощущение, как от свето-шумовой гранаты.
Пещера, в которой происходил обряд, походила на зеркальный шар – только зеркала находились внутри, от них веяло холодом. Три плотных кольца ходили вокруг белого пьедестала с вырезанными на нём загадочными орнаментами каких-то фигур и надписей. Пьедестал украшала большая овальная чаша; дна я не видел, перед чашей возвышался белый обелиск, на котором был прикован Такер.
Это было ужасно, он был ещё жив, когда, с него срезала