баночки и флакончики – средства для наведения красоты. «Профессиональные ухищрения», – с горечью подумала Мэри Джордах.
Она подошла к небольшому книжному шкафу красного дерева и взяла том Шекспира. Конверт с деньгами лежал между теми же страницами «Макбета», куда Мэри его положила. Она заглянула в конверт. Деньги были по-прежнему на месте. Ее дочь даже не удосужилась перепрятать их, хотя уже поняла, что матери все известно. Мэри вынула конверт из Шекспира и заткнула книгу на полку. Затем сняла с полки первую попавшуюся под руку книгу – антологию английской поэзии, которую Гретхен изучала в последнем классе школы, открыла ее и спрятала конверт с деньгами туда. Пусть немного поволнуется. Если отец узнает, что в доме есть восемьсот долларов, Гретхен уже не найдет их на своей книжной полке.
Мэри прочла несколько строк:
Бей, бей, бей
В холодные серые камни, о море!
И я буду так же неустанно
Стремиться выразить мысли,
Рождающиеся в голове…
Отлично…
Мэри положила книгу на место. И, выходя из комнаты, не потрудилась выключить свет.
Она прошла на кухню. В раковине лежала грязная посуда, оставшаяся после ее одинокого ужина. Она бросила сигарету на сковородку, наполовину залитую водой, в которой плавал жир. На ужин она ела свиную отбивную. Тяжелая пища. Мэри открыла газ в духовке, потом подставила к плите стул, села, нагнулась и сунула голову в духовку. У газа был неприятный запах. Прошло несколько минут. Звуки веселья проникали с улицы в кухню сквозь закрытое окно. Мэри где-то читала, что по праздникам – в Рождество, на Новый год – бывает больше самоубийств, чем в обычные дни. Но можно ли сыскать лучший праздник?
Газом запахло сильнее. Голова у нее закружилась. Она вынула голову из духовки и выключила газ. Торопиться некуда.
Прошла в гостиную. В маленькой комнате слегка пахло газом. Посредине на потертом рыжеватом ковре стоял квадратный дубовый стол с аккуратно приставленными к нему четырьмя деревянными стульями. Она села за стол, вынула из кармана карандаш и, вырвав несколько листков из ученической тетради, в которой вела учет торговли в булочной, начала писать. Она никогда не писала и не получала писем.
«Дорогая Гретхен! – написала она. – Я решила покончить с собой. Знаю – это смертный грех, но больше жить не могу. Это письмо пишет одна грешница другой. Пояснять, думаю, не требуется. Ты знаешь, о чем я.
На нашей семье лежит проклятие – на мне, на тебе, на твоем отце и на твоем брате Томе. Только Рудольф как будто избежал его. А может, оно скажется на нем позже, но, слава богу, я не доживу до того дня. Это проклятие – секс. До сих пор я скрывала от тебя, что я незаконнорожденная. Я никогда не видела ни своего отца, ни своей матери. Мне даже страшно подумать, какую жизнь, должно быть, вела моя мать и как низко она пала. Меня не удивит, если ты пойдешь по ее стопам и кончишь жизнь в канаве. Твой