ветер с пыльцой
разнотравья. Пичужки повсюду – их ноты:
«…Ля-ре-ми… фа-ля-соль!.. до-си-ля… ре-ре-соль!..»
Но уже по жнивью красться мне неохота:
белым пяткам моим непомерная боль.
Облака-паруса в синеве с алым цветом,
к ним отправился и растворился в них шмель.
И оставил он мне свой окрас, как примету,
и густой баритон, и свою карусель.
И кузнечик звенит, о часах мне напомнил:
«Куй, пока горячо!» – молоточком стучит.
Ива в речки мели и лежит кверху комлем, —
видно, ливень с грозой вырвал с корнем в ночи.
Не забыл заглянуть мимоходом и в речку.
В ней как зеркала омут: в нём небо дрожит —
синева, облака, та же зелень в колечках.
Всюду глушь, а таким этот мир дорожит.
«Она одна могла не спать…»
Она одна могла не спать
и сутки, и возможно, вечно.
Она одна могла прощать,
как хулигана, бесконечно.
Как в ночь смотрела мать в окно,
сжав волю в кулаке сердечном.
Я с городскими пил вино
и рассуждал чёрт с кем о вечном.
Стоял и молод, и красив.
Кто знал, что пьёт, как волк, с поэтом —
и в каждой фразе был курсив,
и тлели огоньки при этом.
А я и пил, и говорил,
своей судьбы не замечая.
Но видно, Бог меня любил,
и пасовала волчья стая.
И то и дело я курил.
Но кто в кругу волков мог слушать?
Не только Бог меня любил,
и мать мне вынимала душу.
«Сынок, я чувствую беду.
Не будь наивен и доверчив.
А роза нынче, как в бреду —
ждёт у калитки вашей встречи».
«И куда девалась спесь…»
И куда девалась спесь:
растерзала в поцелуях.
В нашей дрожи что-то есть —
и глухарь не зря токует.
Только цоканья и страсть —
междометия всё глуше.
Только б в чувствах не пропасть:
время прежнее в нас рушит.
В волосах её заря.
И в смятенье те же губы!
Мы, любовь свою творя,
тут же сводим и на убыль.
Участь царицы – сидеть ей на троне!
Бьются бокалы, бьются фужеры —
ах, как мне жалко хрусталь!
Звоном заполнил он парки и скверы —
солнечный хрупкий кристалл.
Тут и ворона – душа нараспашку.
«Сядем? Побудем вдвоём?..
Не притворяйся, ты та ещё пташка!
Что – хрусталь? Переживём!
Солнце встаёт, а сугробы садятся —
этого ль не понимать?
И потому и не то может статься.
Стоит ли лёд разбивать?
И не тебе ли, умнейшей вороне,
о мелочах уповать?
Участь царицы – сидеть ей на троне!
Этого ль не понимать?»
Сверху обзору её нет предела —
нет