пожал плечами.
– Как скажешь, но мне кажется, ты разочаруешься.
– Пусть так. Я буду этому только рад.
Очередная ночь накануне Йолле подходила к концу. Тамлин, Ассея, Минна и Эмриат – все в халатах, кроме короля – укрылись за колоннами южной галереи второго яруса, близ выхода из детского сектора.
Небо за витражами светлело. Во дворце стояла предутренняя тишина, в которую вплеталось эхо песен Раэнталлара – талантливого певца светлой линии 'таллар, который получил прозвище Соловья за любовь к предрассветному пению. Нездешний голос его в ночной тишине был похож на бьющий из-под земли родник, который впадает в теплую, полноводную реку и не сразу растворяется в ее потоке.
– Знаешь, что меня больше всего удивляет в Минне? – шепотом спросил Эмре, не отводя взгляда от пылающего азартом лица Миннаэты.
– То, что такая хрупкая женщина держит в железном кулаке самый многочисленный род в Мирисгаэ? – так же шепотом предположил Тамлин.
– Не это, – отмахнулся управляющий. – А то, что в ее прелестной головке собраны настолько немыслимые ругательства, что даже я спрашиваю себя: как? Ну как?! Такие позиции анатомически невозможны!
Тамлин кашлянул в кулак, скрывая смех. Ассея шикнула на них.
– А знаешь, что меня больше всего удивляет в Ассее? – не унимался ремесленник.
– Эмре, бездна, сосредоточься!
– Именно сосредоточенностью и удивляет она меня, – игнорируя грозный взгляд хранительницы, продолжал шептать Эмре. – Вот я сейчас думаю о покинувшей меня воительнице с волосами цвета клевера… И не смотри с такой иронией! Если уж я влюблен, то это на всю неделю. К тому же, ты просто не представляешь одаренности этой эльне в некоторых… Хм, технических аспектах. Ты вот думаешь о Шан, которая ждет не дождется тебя в спальне. Минна бранится так, что разнообразие ее личной жизни представить страшно. А Ассея думает о благе всех мирисга'элле. Как это вообще возможно? В смысле, как можно думать об общем благе, не получая удовольствия от мелочей?
– Видимо, мелочи для удовольствий у вас находятся в разных местах, – обернувшись и сузив глаза, шепнула Минна. – Твои мелочи, например, болтаются у тебя в штанах.
Тамлин осадил Эмриата, готового демонстрацией фактов доказать ей обратное, и указал вглубь коридора. Четверо элле приникли к колоннам.
На пятачок, освещенный косыми лучами света, вышел юный элле. Он был того возраста, когда детское лицо, округлое и нежное, впервые начинает заостряться, а в сердце поселяется смутное беспокойство, сладкое и томительное, не имеющее отношения к детским играм и невинным шалостям.
Мальчик сонно проморгался, вытер лицо сгибом локтя и втянул воздух. Крупные завитки медовых волос падали ему на лицо, прикрывая глаза.
Минна в изумлении выпрямилась и шагнула было вперед, но Тамлин схватил ее за локоть.
Мальчик повелительно вскинул руку. Пол под ним вздрогнул раз, другой – и вдруг размягчился как расплавленный металл, покрылся рябью и проклюнулся тонким хлыстом с венчиком-коробочкой