по набережной канала в сторону площади Святого Марка. Конечно, возвращаться в свой отель глупо, но, куда бы он ни спрятался, они все равно найдут. Это вопрос времени. Об Адриане Мерсер не думал, она для него умерла.
«В конце концов, я имею право находиться в Венеции. Кто мне запретит? Может, пойти к Спадони и все рассказать ему? Но он вряд ли поверит. К тому же, что я могу ему предложить? Содержание подслушанного разговора? То, что Грандини работал в палаццо Бориа под фамилией Больдеска, о чем я прежде умолчал? Маловато для серьезного расследования. Ну допросит Спадони графа, и что? Кто такой я по сравнению с графом? Чьим словам поверит Спадони? К тому же он меня недолюбливает. Еще заподозрит, будто я веду двойную игру. У меня никогда не складывались отношения с полицией».
Размышления о Спадони заняли значительную часть пути. В итоге Мерсер решил, что в полицию не пойдет, а будет действовать на свой страх и риск. Плохо это, хорошо ли, но теперь он сам себе хозяин и способен сражаться.
Наступил вечер. В Венеции это пора особая, когда пышное великолепие неба, будто затянутого ярко-голубой шелковой тканью, вдруг на глазах тускнело. Вдоль Большого канала дул слабый теплый ветерок, и казалось, чтобы ощутить прелесть вечера, вся Венеция вышла на улицы. В воздухе витали разнообразные запахи. Сандалового дерева с мебельной фабрики, мыла, шампуня и одеколона из парикмахерских, жареного душистого стручкового перца, свежеиспеченного хлеба, готовящейся пасты, фаршированной телятины и красной кефали. Все это было изрядно приправлено табачным дымом. Колорит города изменился. Сейчас в нем преобладали серый, бледно-желтый и золотистый тона.
Мерсер вышел на площадь Сан-Анджело, где встретил синьора Орлино, зятя Адрианы. Его инвалидная коляска стояла у стены рядом с кафе. Сам он внимательно изучал афишу, извещавшую, что в воскресенье в Венеции ожидается выступление поэта Мадео Нерви, о котором упоминала Роза. Ему готовили пышный прием. Церемониальная поездка в гондоле по каналу до площади Святого Марка, где он откроет выставку пролетарского искусства. А в следующие два дня выступит с чтением стихов – своих и других поэтов.
Увидев Мерсера, Орлино развернул коляску.
– Добрый вечер, синьор! Представляете, какое невезение? Я давно мечтаю увидеть Нерви, и теперь, когда он приезжает в Венецию, мне предстоит уехать.
– Куда?
– В Турин, в субботу. К врачам. Они считают, что есть надежда что-то с этим сделать. – Он хлопнул себя по покрытым одеялом ногам и двинул коляску к столику кафе. – Но я-то знаю, что больше никогда не встану на ноги. И к тому же никто не спросил меня, хочу ли я ходить.
– А вы не хотите?
– А что в этом хорошего? Без ног можно жить и не работать, тиранить близких, требовать сочувствия. Вот так, синьор. А теперь позвольте угостить вас выпивкой, и вы мне объясните, почему не пришли в гости, хотя обещали. Видите, я уже начинаю вас изводить. – Он шумно хлопнул ладонью по столику, призывая официанта.
– А почему вы расстроились, что пропустите выступление