от этого почему-то не стало. Обида подкатила к горлу, и он заплакал. Тихо всхлипывая, он стоял, опустив голову, как будто боялся, что в этой пурге кто-то заметит его слёзы. Через минуту, успокоившись, он взглянул на часы.
03:15
«Уже начали!» – промелькнула мысль, заставившая опустить руки. А ещё через секунду он шагнул на дорогу. И побежал.
«Врёшь! Не возьмёшь!» – кричал он про себя этой пурге, этому городу и этому трактористу, уехавшему вперёд вместе с последней надеждой. Он бежал и бежал. Задыхался от ветра и снега в лицо. Выбросил промокшую насквозь шапку. Бежал не останавливаясь, не обращая внимания на боль в боку и разрывающиеся лёгкие. Из последних сил.
В подъезд он ввалился уже затемно.
20:20
Шатаясь, добрёл до лифта. Лифт не работал. Это его совсем не удивило, и он, преодолевая ломоту во всём теле, побрёл на девятый этаж. Немного отдышавшись у двери, он вытер вспотевшее лицо и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла ненавистная женщина.
– Припёрся всё-таки, – сказала она, как будто плюнув в самую душу.
Пропуская его в квартиру, она что-то ещё говорила, но Василий её уже не слышал. По комнате застучали маленькие босые ножки.
– Папка! – закричала Счастье и прыгнула к нему в объятья.
Обвив его вспотевшую шею своими тоненькими ручками, она прижималась к его щеке и шептала в самое ухо:
– Я думала, что ты уже не придёшь. Мама сказала, что ты забыл.
– Как же я мог забыть? Я никогда не забуду! – шептал в ответ Василий, прижимая Счастье к самому сердцу. – С днём рождения, милая!
Город.
На берегу Тихого океана раскинулся по сопкам прекрасный город. Город моего детства. Город моей юности. Город моей жизни. Каждое утро, просыпаясь под крики чаек, я с удовольствием окунаюсь в него, такой суетливый и такой спокойный. Молодой и в то же время мудрый, дающий каждому своему жителю тысячи возможностей и миллионы поводов для гордости за себя. Проходя по кромке прибоя вечного моря, я с удовольствием вдыхаю его запах, запах морских туманов и многоголосых тайн, которые открываются передо мной каждый день. Тысячи людей – вот так же, как я, проходили по этим улицам, не замечая того, что однажды открылось мне и теперь не отпускает меня ни на минуту. Мой город живой. Он говорит с каждым своим жителем, но не каждый хочет его услышать. Не каждый, но не я. Я вслушиваюсь в гудки пароходов у его пристани, в шум его перекрёстков и тишину старых подворотен. И он каждый день открывает мне всё новые и новые тайны! В один из зимних вечеров он поманил меня в узкие улочки старых кварталов и показал кусочек своей истории. Наверное, сотни людей прошли мимо этого клочка старой бумаги, застрявшего в щели кирпичной кладки, и лишь мне посчастливилось прикоснуться к этому маленькому лоскутку чужой истории. Это была часть письма неизвестного мне человека, жившего больше ста лет назад.
«… и пусть я не стою и мизинца так обожаемого Вами Дмитрия, но у меня есть одно перевешивающее всё достоинство. Я люблю