видеть, что Шрам пришел вместе с Вальсом, он придержал шаг, пропустил торговца вперед и предложил ему святую воду, как это делали обычно менее знатные горожане по отношению к стоящим выше их в обществе или юнцы перед людьми старше их. Габриел Вальс был почти на двадцать лет старше ювелира и пользовался в их квартале большим уважением. Его репутация человека справедливого, сведущего во многих областях вышла далеко за пределы улицы Сежель, а когда многие новообращенные христиане после 1435 года оставили квартал, знатные люди со всего города нередко искали встреч с Вальсом, чтобы предложить ему торговые сделки или занять у него денег.
Когда они вышли из церкви, Шрам решил, перед тем как отправиться в сад, вернуться на улицу Сежель, дабы предупредить Полонию, что не будет обедать дома, а уж затем, с плащом в руках – поскольку солнце начало пригревать, – идти к Порт де Сант-Антони.
– Твой двоюродный брат Дурья Башка послал за мной, чтобы предупредить, будто ты собрался донести на него в инквизицию, – внезапно сказал Вальс.
Рафел Кортес залился краской. Он попытался скрыть досаду, душившую его, и, надеясь, что голос не выдаст, заверил торговца, что если и угрожал брату, то только для того, чтобы тот оставил свои уловки и не досаждал ему бредом о чудесных явлениях архангелов. Вальс, однако, будто не слыша оправданий Шрама, продолжал спокойным и внушительным тоном:
– Я бы не советовал тебе делать это. Если ты донесешь, то уже никогда не получишь с него своих денег, потому что против него точно начнут процесс, будь уверен… Долг растет, я знаю. Но брат приложит все силы и заплатит тебе в течение ближайших месяцев, хотя бы часть… Что же касается остальных денег, то я стану его поручителем и верну все за три года. Думаю, ты должен быть доволен таким раскладом… и мы договоримся…
Прежде чем ответить, Рафел Кортес по прозвищу Шрам инстинктивно положил руку на грудь, чтобы удостовериться в целости и сохранности бумаги, для которой защитой служило его собственное тело, словно он боялся, что одежда станет вдруг прозрачной и донос предстанет перед обвиняющим взором Вальса.
– Думается, что такой исход меня устроит, – сказал Шрам, пытаясь скрыть замешательство. – Мы все знаем вас как человека слова. Наиболее достойного из нас, – добавил он, желая польстить. – Я рад, что именно вы выступаете посредником в этом деле. И сам хотел просить вас об этом. Дурья Башка спятил, но вас послушает в любом состоянии.
– Не во всем, к сожалению. Я никогда бы не посоветовал ему делать то, что он сотворил. Кроме вреда, причиненного семье, твой брат еще и выставил все напоказ. И можно не сомневаться, что Жули Рамис уже все доложил канонику Аморосу. А это значит, что мы в большей опасности, чем когда бы то ни было… У Дурьей Башки был очередной приступ безумия, если хочешь знать мое мнение. Ты упоминал явление ангела. Ангелы никогда не избирают сумасшедших для общения – ни среди евреев, ни среди христиан. Я хорошо изучил Библию. Следует учесть и то, что Дурья