плевать, что у тебя с ним было. Ведь ты же не знала, что мы встретимся…»
«Не знала…» – эхом откликнулась Натали и громко всхлипнула. Потом вдруг бросилась ко мне, упала рядом со мной на колени, обхватила меня, неудобно прижалась и заплакала в голос:
«Юрочка, миленький, родненький прости меня, пожалуйста, прости! Ведь я никогда не любила этого проклятого Лешку, я только тебя люблю, тебя одного, слышишь! Я жить без тебя не могу! Я же, дура, сказала матери, что мы с тобой поженимся, а она сказала Лешке, и он сказал, что убьет тебя, если я его брошу…» – и дальше сплошной бабий вой – тоненький и безнадежный.
Я поднял ее, обнял, подождал, пока она успокоится и сказал:
«Пойдем, ляжем…»
«Пойдем…» – покорно откликнулась она, вытирая слезы.
Мы вошли в мою комнату и впервые разделись на виду друг у друга. Затем легли, прижались и долго лежали, пока я не ощутил на своем плече горячую влагу.
«Не плачь, – сказал я. – Ты сегодня же переедешь к нам…»
Она затрясла головой:
«Ты ничего не понимаешь…»
«Тут и понимать нечего: переедешь – и все!»
«Нет, нельзя!» – трясла она головой.
«Почему? Ну, скажи, почему?»
«Нельзя…» – тихо и печально ответила она.
Я добрался до ее скорбного лица и, глядя в него, воскликнул:
«Почему – нельзя? Ведь я тебя тоже люблю!»
Так я впервые произнес великое слово, обозначив им то огромное и нежное, что с трудом вмещалось во мне. Произнес, не задумываясь, как будто говорил его уже сотни раз. Я принялся покрывать поцелуями мокрое, солоноватое лицо, и она потянула меня к себе. Я занял исходное положение и вдруг всей кожей ощутил, как тень чужого мужчины слилась со мной. Все то же тайное разочарование кольнуло мое сердце.
Глядя на меня огромными, пылающими глазами, она попросила:
«Юрочка, когда тебе будет хорошо, останься во мне, не уходи…»
Я не послушался и сделал по-своему.
«Ну, зачем, ну, зачем! Не уходи, останься!..» – стонала Натали.
«Нельзя!» – сказал я, когда она успокоилась.
В следующий раз она обхватила меня ногами и прилипла бедрами, но я изловчился и вырвался. Ребенок? Да, я не против. Но показывать пальцем будут на нее.
«Ну, почему ты меня не послушался, почему…» – припав ко мне, печально бормотала Натали.
Уходя, она сказала:
«Потерпи несколько дней, не приходи ко мне, я сама к тебе приду… Насовсем…»
Я ждал три дня. Я ждал целую вечность. Я жил, подгоняя нерадивые жернова времени. На четвертый день я не выдержал, договорился с двумя крепкими друзьями из нашего двора, и мы отправились к Натали.
Поднявшись на ее этаж, я позвонил. Дверь открыла Натали, и по ее безжизненному лицу и пустым глазам я понял, что опоздал.
«Привет!» – сказал я.
«Привет…» – безжизненным эхом отозвалась она.
Мы стояли и смотрели друг на друга: я – с белым от плохого предчувствия лицом, она – со скорбной печалью.
«Что?»