Ричардом и птицей. Он поскреб босую ногу, потянулся и смачно зевнул. – Все же на редкость бестолковая структура…
– Не скажите, – лойр Шаннар ступал, зажимая правый бок рукавом. – А моя меня достала.
– Я ж говорил, бегите…
Удар пришелся по касательной, вспоров и куртку из шкуры каменной виверны, и рубаху, и кожу.
– Простите, но бегство не достойно благородного человека, – лойр Шаннар куртку стянул и рубаху с нею, скомкал, прижал к длинной царапине, морщась. – Но сейчас… пожалуй, я готов согласиться, что поступил несколько… неосмотрительно.
– Бестолково.
– Спасибо, – Ричард покопался в сумке и вытащил склянку с кровохлебкой. – Покажи. Жечься будет.
Зелье получилось настоявшимся, густым. Маслянистые капли его падали в рану, и лойр Шаннар кривился, но не стонал.
А ведь с двумя Ричард не справился бы.
– Благодарю, – лойр Шаннар склонил голову и представился. – Генрих…
– Ричард.
– Я знаю.
– Это все очень мило, – Альер обошел цаплю и, поднявшись на цыпочки, заглянул в раззявленный ее клюв. – Однако есть небольшой шанс, что эти милые птички способны поглощать рассеянную энергию. И я не представляю, сколько времени им понадобится, чтобы ожить…
…а если не они, то еще какая-нибудь пакость.
– Да, пожалуй, ваш знакомый прав… – Генрих огляделся. – Как ни прискорбно признавать сие, но это место… вызывает у меня острое чувство неполноценности…
– Это не чувство. Ты и вправду неполноценный…
Альер постучал по цапле кулачком.
…дорожка была пуста.
И чиста.
Обе сестры зависли над кладбищем, которое в рассеянном свете их выглядело вполне мирно. Белели мавзолеи, чернели каменные глыбы памятников…
Стрекотали сверчки.
Где-то там, за границей забора.
…и не отпускало ощущение, что в спину им смотрят. Ричард несколько раз оборачивался, но никого не заметил.
Беззвучно отворилась калитка, чтобы после захлопнуться с премерзким скрежещущим звуком. Генрих вздрогнул и поморщился. Рана, пусть и запечатанная зельем, продолжала кровить. И болела, надо полагать, нещадно, но лойр не жаловался.
Да и вообще…
– С моей стороны не будет ли дерзостью пригласить вас в мой особняк? Ночь на дворе и… – он остановился у каракового жеребчика, мирно дремавшего в сени тополей. – Я думаю, у нас есть причина познакомиться поближе…
– Мне бы домой…
…Оливия волнуется.
Наверное.
Да и та рыжая… если все так, как рассказал Генрих, к этой девице есть вопросы…
– Понимаю и… в моем доме хватит места для всех ваших друзей. Я пришлю экипаж.
– С чего такая любезность?
Генрих потрепал жеребца по морде и, со вздохом, взобрался-таки в седло. Потрогал бок. Поправил куртку, лежавшую на плечах этаким плащом.
– Быть может, потому что вы меня не бросили там? Или потому, что теперь знаете правду о… моем великом предке, – его лицо исказилось. – Я всю жизнь рос в его тени… недостаточно велик