поверье, что слишком много зеленого цвета свидетельствует об опасности рейса.
– Но это единственный доступный трехместный, и за полет в нем обеспечена награда.
– Только не для меня, милая. Спроси Клару. Она тут давно, и я уважаю ее мнение.
– Я тебя спрашиваю, Боб, – разнервничалась Шери.
– Извини, нет. Я подожду чего-нибудь получше.
– А я не стану ждать, Боб. Я уже поговорила с Виллой Форхенд, и она согласна. Если придется, мы полетим с… с кем угодно, – едва не плача, проговорила она и посмотрела на парня-финна, который пьяно улыбался, глядя на список. – Но… мы ведь договаривались отправиться вместе.
Я покачал головой.
– Тогда оставайся и можешь здесь гнить, – вспыхнула она. – Твоя подружка трусит не меньше тебя!
Трезвые глаза в моем мозгу взглянули на Клару, на застывшее, неподвижное выражение ее лица. И тут я с удивлением понял, что Шери права. Клара подобно мне боялась лететь.
11
– Боюсь, сеанс у нас будет не очень продуктивным, – устало говорю я Зигфриду фон Психоаналитику. – Я истощен. Сексуально, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– Я определенно понимаю, что вы имеете в виду, Боб, – флегматично отвечает Зигфрид.
– Поэтому мне не о чем говорить.
– Вы помните какие-нибудь сны?
Я поежился на матраце. Так уж получилось, что я кое-что помню, и поэтому отвечаю:
– Нет. – Зигфрид всегда просит меня рассказывать свои сны. А мне это не нравится.
Когда он впервые заговорил об этом, я ему сказал, что редко вижу сны. На что он терпеливо ответил:
– Вероятно, вы знаете, Боб, что сны видят все. Но, проснувшись, вы можете забыть, что вам приснилось. Однако если вы постараетесь, можете и вспомнить.
– Нет, не могу. Ты можешь. Ты машина.
– Я знаю, что я машина, Боб, но мы говорим о вас. Хотите, проведем небольшой эксперимент? – упорно продолжает он.
– Может быть.
– Это нетрудно. Держите рядом с постелью карандаш и листок бумаги. Как только проснетесь, запишите все, что вспомните.
– Но я вообще ничего не помню из своих снов.
– Мне кажется, стоит попытаться, Боб, – наставительно говорит Зигфрид.
Что ж, я сделал это. И знаете, действительно начал припоминать свои сны. Вначале небольшие фрагменты, какие-то обрывки. Я их аккуратно записывал, иногда рассказывал Зигфриду, и он был счастлив. Ведь он так любит сны.
Я же в них особого смысла не вижу… Правда, это было только в начале эксперимента. Но потом что-то случилось, и я превратился в новообращенного.
Однажды утром я проснулся от сна, такого неприятного и в то же время такого реального, что я какое-то время сомневался, сон это или действительность. Он был настолько ужасен, что я долго не осмеливался поверить, что это всего лишь видение. Он так меня потряс, что я принялся его записывать как можно быстрее, фиксировать на бумаге все, что мог припомнить. Но тут зазвонил телефон. Я ответил и в ту же минуту совершенно все забыл! Ничего не мог вспомнить! Пока не взглянул на свои записи. И вся картина сна вновь встала передо