хлев-закутка из самана. Мать уже ожидала второго ребенка. Окончательно на жительство в Калугу (самоназвание поселка, барская усадьба именовалась Луговое) переехали лишь к осени.
Алексей родился 29 августа 1928 года в Колпенской больнице. Увы, бывшее земское здание уже снесено. Осталась лишь его фотография. Вероятно, в тот год меня часто оставляли у бабушки на Удеревке, где имелись две няньки – девочки-тетки. Смутно помню какие-то самодельные игрушки. Соседние мужики любили подтрунивать над двухлетним шустрым мальчиком. Тот плясал им на потеху. Одного из соседей, по прозвищу Аким-пузатый, малыш называл по-своему: "Аким-пуа". Потому как свободно еще не говорил.
1929
Год ушел на обустройство. Невообразимые трудности. На новом месте всем надо было заводиться с нуля. Лошадь еще молодая, работать в полную силу на ней нельзя. Приходилось обращаться к деду. С "хуторскими" стариками в контрах: те обиделись. Жаль покойных теперь моих родителей. Жизнь жестоко закаляла их, иначе бы не выдержали того, что им еще предстояло впереди.
1930
Началась коллективизация. Лошадей неохотно сводили на общий двор. Земля вновь объединилась в единый "клин". Мы тоже долго не отдавали свою лошадку, именуя ее "стригунком". Телеги не было. Использовался инвентарь удеревского деда. Помню, однажды поехали мы с отцом на двуколке в Песочный верх за щебнем. Мне было года 4 не больше. Отец залез в штольню-углубление копать песок и его там привалило. Ребенок испугался. Но обошлось все благополучно.
Так называемых «единоличников», кто отказался вступать в колхоз, в нашем поселке из 25 дворов было всего два хозяйства Иван Лукьяныч и Фёдор-касаток со своей «Верой Ванной». Наша сестренка Вера, родившаяся в начале 1931 года, названа в память давно умершей бабушки Веры Никифоровны, в девичестве Пановой, из удеревского же семейства «Михалинских». Наш черновский дом именовался «Ефимовские», по прадеду Ефиму Андреевичу.
Вера-сестра родилась уже во вновь построенной хате в посёлке Калуга, Условия для родов самые неподходящие, если не антисанитарные. С болью в душе вспоминаю страдалицу свою мать. Повитухой пригласили соседку, бабку Анюту (Анну Тимофеевну), жену Андрея-красного (А.А. Никишина). Явственно помню маленькое сморщенное личико новорожденной сестренки, её голову "толкачиком". Мне уже пошел тогда пятый год.
1931
Началось "раскулачивание". Беда свалилась и на семью деда Дмитрия – он попал в список зажиточных. Все отобрали, скотный двор превратили в общественный, в хате обосновались конюха и сторожа. Нахальничали, самовольно лезли в печь и тащили оттуда съестное. Семья деда вынуждена ютиться в чулане.
Несчастье сблизило "молодую" и "старую" семьи. Дед перевез к нам в Калугу кое-какое барахлишко, в надежде сберечь. Отец мой был вне опасности: бывший красноармеец. Но все-таки побаивался. Около нашего амбара поставили дедову молотилку, ее еще в то время не отобрали, веялку, еще что-то. Укрыли все это веретьем от посторонних