что герцог был поражен, значит ничего не сказать.
Все, кто хоть сколько-нибудь знал принцессу, могли подтвердить, что она сама доброта и кротость. Последний случай, когда она кому-либо угрожала, произошел, когда ей было пять лет. Отцу на ушко. Что она не будет есть кашу, если ей не разрешат кататься на пони.
Некоторое время герцог молчал, пытаясь осознать услышанное.
– Горе утраты омрачило ваш разум, – высказал он вслух свой вывод. – Вы не в состоянии внять моим словам. Это в высшей мере прискорбно. Я пропущу мимо ушей эти ужасные речи. Молю Пэр-Пэра…
– Молить ты будешь о пощаде, когда я до тебя доберусь. Но ты её не получишь, будь уверен, – снова перебила его принцесса. – И закрой уже свою пасть. От лжи и трепа у меня голова болит, а от тебя ничего другого не дождешься.
– О мой Пэр-Пэр! Принцесса! Я начинаю терять терпение!
– Это еще ничего, скоро ты потеряешь голову.
– Хватит!
Герцог вскочил и гневно топнул ногой.
– Извольте прекратить!
– А то что? – принцесса глумливо изогнула бровь. – Ты ничего не можешь мне сделать, жалкий словоблуд. Лорды во мне души не чают. Если я пропаду слишком надолго, твоя голова окажется на колу быстрее, чем гном выпьет пинту пива. А когда я наконец отсюда выберусь, молчать о том, какая ты вероломная тварь, я не наме… не намерена, – запнувшись в конце, сказала принцесса.
– Ну что ж, – герцог прошелся по комнате и отвернулся к стене, чтобы она не видела играющую на его лице злорадную улыбку. – Пэр-Пэр свидетель, я этого не хотел. Дефиун!
В покои тут же вошел стоявший за дверью воин в позолоченных доспехах, с вытянутым лицом и выпученными глазами, капитан личной гвардии Лакроуна. Вместе с ним в покои принцессы вошел крепкий пузатый мужчина, с голым торсом, зато в красной маске-колпаке. Палач вволок в комнату связанную женщину. Круглолицую упитанную тетю, в обычном для дворцовых слуг опрятном скромном платье и трогательном белом чепце. Её рот был заткнут кусочком ткани. Хоть сейчас её лицо и было искажено страхом, её почему-то очень легко было представить раздающей детям горячие пирожки.
Палач поставил женщину на колени и приставил нож к горлу.
Лакроун придал лицу выражение глубокой печали и снова повернулся к принцессе.
– Вы правы, ваше высочество, вам я ничего не могу сделать. Даже малейший синячок на вашей нежной коже может стать поводом для ненужных волнений. Но, – герцог снова уселся в кресло напротив принцессы. – Этой несчастной не так повезло.
– Кто это? – принцесса недоуменно изогнула бровь.
Глаза Лакроуна расширились, как у совы. Щеки Дефиуна побледнели. Отвисшая челюсть палача была видна даже сквозь колпак. Тетя издала самое удивленное мычание, которое только возможно.
– Вы что, схватили не ту женщину? – грозно спросил герцог.
– Ты что, дубина, привел не ту бабу!? – рявкнул на палача капитан.
Палач молча в упор уставился на тетю. Та отчаянно мычала, кивала головой и махала