рассказать о себе самому. Будут что-то спрашивать у тебя – переводи тему или импровизируй, я подключусь.
– Я не умею импровизировать! – голос звенит напряжением и сквозит паникой. Какая к черту импровизация?!
– Тогда просто молчи. Мы же все обговорили.
– Да, но…
– Успокойся и иди, собирайся.
– Я собрана! – голос срывается на фальцет.
– А.
– Что "А"? – снова раздражаюсь я.
Поворачиваюсь к зеркалу в прихожей и внимательно себя осматриваю. Нормальное же трикотажное платье, да? Вполне себе домашний вариант. Немного выцветшее, но в целом…
– Переодеться? – поднимаю глаза и встречаюсь в отражении с зелеными-зелеными глазами.
– Может что-нибудь более… – он замолкает, внимательно изучая мой силуэт. – Не такой балахон?
Ему-то хорошо говорить, он высокий и худощавый, как жердь. В простом темном джемпере и джинсах смотрится как мальчик из каталога популярного бренда. А на мой нестандартный сорок четыре сверху, сорок шесть снизу фиг что найдешь.
Не одевать же дома джинсы?
Звонок в дверь все решает за меня. Липкий пот скатывается по затылку, сердце подскакивает к горлу. Приехали.
Кидаю финальный взгляд на своего подставного парня и сама себе шепчу: с богом!
Открываю дверь и тут же в мою тихую квартирку на Дунайском врывается шум поселка Пруды. И его запах.
Мама шагает в квартиру первая и сразу вцепляется в меня зорким взглядом.
– Опять лохматая! – вместо приветствия у нее.
Интуитивно приглаживаю волосы и отчитываю себя в голове. Вот все, казалось бы, предусмотрела, а про дикую нелюбовь к моим волосам – забыла. Все детство мама нещадно драла их расчёской после мытья и тут же заплетали в тугую косу, чтобы "не мешали", как она выражалась. О том, что миллионы людей, вообще-то, мечтают иметь такую копну, я узнала только в институте, а до этого семнадцать лет считала их своим проклятием.
Следом за мамой входит папа с двумя гружеными доверху сумками. В этот раз обошлись без живой курицы и спектакля для потенциального жениха "Зина знает, что делать, а ты за голову подержишь". Вот на этих словах Денис и слился. Недолгий был роман, до первой пернатой твари. Зато слава обо мне, деревенщине, так до пятого курса по институту и ходила, обрубив любые шансы на отношения.
– Зин, тащи на кухню, – кряхтит папа, ставя сумки на пол.
– Давайте я, – включается в игру парень по найму. Выходит из тени, бодро шагает к моему отцу, протягивает руку. – Вова.
– Георгий Иванович, – отвечает на рукопожатие папа.
– Лариса Федоровна, – кивает Вова маме, расцветая в лучезарной улыбке. – Приятно познакомиться!
Вова подхватывает сумки и, слегка сгорбившись под их тяжестью, поворачивается к кухне.
– Зина? – шепотом спрашивает он, проходя мимо меня.
– Потом, – вывожу губами, стойко встречая его недовольный взгляд.
Конечно, недовольный, а кому может понравиться имя Зина? Если даже его носителю оно претит. Вот и стала