пока я ставлю чайник, насыпаю заварку, расставляю на столе все, что заготовила, эти двое втихаря рыскают по моей кухне. Находят открывашку, вскрывают банку, дегустируют тушёнку.
Вова отыгрывает на сто пятьдесят процентов. И восхищённо мычит, и с энтузиазмом жуёт. Я даже сама захотела маминой тушёнки.
– Попробуй, заюш, – возникает возле лица большая ложка.
Я послушно открываю рот и пробую. Хорошо. Вкусно. Как всегда.
А то, что практически с рук Кобейна ем – так вдвойне придает вкуса.
– Должен сказать, это самая вкусная тушёнка, что я пробовал, – разливается соловьём наемный парень.
Смотрит мне в глаза, мягко так, почти влюбленно. Закидывает руку мне на плечо, поворачивается к маме.
– Не только дочь у вас само совершенство.
Черт. А он стоит этих денег.
***
– Вова, а где ты работаешь?
Допрос с пристрастием не подождал, даже пока я разолью чай. Вот так между "какая восхитительная у вас тушёнка, почти, как ваша дочь" и "присаживайтесь, я сам дальше разберу", мама успела ввинтить интересующий ее вопрос.
– Я фрилансер.
Да блин, а так все хорошо шло.
Мама кидает более чем красноречивый взгляд на папу, папа сдвигает брови, явно пытаясь достать из закромов все свои познания в современном сленге. Родители у меня не так, чтоб прогрессивные. Телефон предпочитают с кнопками, интернет только для телевидения. Да чего уж там, они и телевизор ламповый сменили на ЖК только пару лет назад, когда антенна ловить федеральные каналы перестала, а девятичасовые новости – это святое.
Пока мама с папой общаются телепатически, это они умеют, я сигналю Вове бровями и выпученными глазами, умоляя оправдаться.
Я же ему все написала!
Он, однако, на меня не смотрит, загружая холодильник свежими банками с соленьями. От вида консервированных кабачков меня привычно подташнивает, нашли, куда сбагрить эту отраву! Я их как в детстве не выносила, так и пронесла эту нелюбовь через всю жизнь, но мама упорно делает вид, что этого не помнит. А я упорно скармливаю их Ангелинке, та по овощам вообще, без пяти минут, вегетарианка.
– Кому какой чай? – звонко спрашиваю я, пытаясь заполнить установившуюся тишину.
– Мне как всегда, Заюш, – подаёт голос неКурт из холодильника. – О, сало!
Я поворачиваюсь к подставному парню и с ужасом наблюдаю, как он упирается носом в огромный кусок сала и глубоко втягивает запах. Зрелище достойное Оскара. Или он реально такой голодный по утрам?!
– Копченое! – радостно выносит он вердикт.
– Собственного копчения! – гордо произносит отец.
– У вас своя коптильня? – глаза блондина так загораются, что я сама уже хочу носом в сало зарыться. Удивительная способность – заражать настроением.
– А то! – папа встаёт из-за стола и тянется к ящику с ножами. – Давай сюда, сейчас настругаем, это надо пробовать!
Свёрток нежно передается из рук в руки, раскрывается. Мужские спины загораживают процесс нарезки, но судя по восхищенным вздохам, там у них все в порядке.