какое-то отношение к спорту, – но, что интересно, у любого, кто взглянет на него, практически наверняка возникнет чувство, будто на нем кто-то каждодневно спит. Проглядывали и подушка, и простыня, и наволочка, и даже теплый плед – очевидно, для зимы, – и все это выглядело крайне мятым и потрепанным. Из этого следует, что предметы, обитающие на столе, наверняка время от времени меняют свое местоположение, – значит, комната приобретает еще большую захламленность. Нельзя не упомянуть еще и окна. Хотя правильнее будет сказать «окно», ибо одно из тех двух, что есть в кабинете, полностью замуровано; другое же закрыто плотной и крепкой решеткой (первый этаж!) – такой, что сам смысл окна едва ли остается в живых; ну а не менее плотные и достаточно засаленные черно-оранжевые занавески по вечерам и ночам этот смысл убивают окончательно.
Пусть Читатель не удивляется, что я смог так подробно описать кабинет Долганова – за несколько лет учебы под его классным руководством я бывал здесь очень часто и, конечно, не мог не обратить внимание на еще одну, наверно, самую важную особенность: для классного руководства пространства здесь явно не хватало. И дело не столько в хламе, занимавшем, действительно, немало места, сколько в изначальной площади этой комнаты – она была крайне мала. Настолько мала, что треть нашего класса, если не больше, стабильно не могла здесь поместиться, и некоторые классные вопросы приходилось решать в коридоре (символичное место для нашего класса, не правда ли?). Зал же практически все время был кем-то занят, если не считать того памятного дня, когда мы с Костей его отмывали, хотя иногда Долганов, зазывая туда нескольких из нас, решал классные вопросы и там, на скамейках, и совершенно не парился, что кто-то там в этот момент бежит, или разминается, или играет в волейбол. Вопрос «Хватит ли здесь пространства, чтобы хоть как-то поместиться?» встал перед нами и сегодня, когда мы уже заходили внутрь, однако прежде нас ожидал приятный сюрприз: оказавшись в параллелепипеде, мы увидели, что в главном кресле Долганова сидит – кто бы мог подумать? – Костя, собственной персоной.
Мы успели перекинуться с ним несколькими фразами – в частности, он сказал, что все время урока химии просидел здесь, у Долганова, – ну а затем пришел сам физрук. Та часть нашего класса, которая дошла до кабинета, каким-то чудесным образом поместилась целиком и полностью, правда, некоторые, в том числе и я, оказались совсем уж прижатыми, притиснутыми к стене, так что данное положение никак нельзя было назвать удобным. Костя освободил кресло для Долганова и встал по правую сторону от него. Физрук же уселся и сразу, не заметив даже наш сокращенный состав, заявил:
– Вот что, друзья! Я собрал вас всех здесь, чтобы предупредить о скором Дне учителя. Он будет отмечаться 4 октября, так как пятое число выпадает на воскресенье, – весьма умно заметил Долганов. – Ко мне сегодня подходила Дарья Алексеевна и сказала, что ей